Владимир Лопухин - Записки бывшего директора департамента министерства иностранных дел

Я попал в тупик. Незаметно прошло четыре с половиною года, как я исключительно сосредоточился на издании «Сборника консульских донесений». Дело это представлялось настолько оторванным от общей ведомственной работы министерства, что надо было либо совершенно отказаться от перспектив другой, более широкой и интересной деятельности, связывавшейся и с лучшим служебным положением, и безнадежно застрять на этом в достаточной степени однообразном и по своей рутинности уже порядочно наскучившем мне деле, либо уйти от него. В центральном ведомстве мне не находилось вакансий. Приходилось выставить кандидатуру на какую-нибудь должность в консульский корпус. Представлялась возможность добиться назначением вице-консулом в Гаммерфест на севере Норвегии. Пост мне улыбался в том отношении, что летнее полугодие консульская работа в Гаммерфесте была оживленная в связи с рыбными промыслами наших поморов, на зимнее же полугодие жизнь по условиям крайнего Севера замирала. Наступала бесконечно долгая полярная ночь. Состав консульства прикомандировывался до весны на усиление центрального ведомства в Петербурге. О своем намерении проситься в Гаммерфест я предупредил мою мать, о которой не переставал заботиться со смерти моего отца, ведя ее дела и оказывая ей всяческую моральную поддержку, в которой она нуждалась, не успев свыкнуться с постигшей ее тяжелою утратою. Мать моя всячески меня отговаривала от заграничной службы, считая, что она нас разлучит навсегда. Гаммерфест, связываемый с зимовкою в Петербурге, наверное, вскоре мне будет заменен другою резиденциею. А тогда я буду совершенно отрезан от родных. Я настаивал на невозможности продолжать загнавшую меня в тупик службу по редактированию «Сборника консульских донесений». Мы приняли совершенно неожиданное решение. Мать будет просить Вячеслава Константиновича Плеве, бывшего в ту пору государственным секретарем, перевести меня на службу к себе в Государственную канцелярию. Мать знала Плеве еще с девичьих своих лет по Владимиру, где Плеве начал службу по судебному ведомству. Впоследствии мои родители с ним встретились и часто виделись в Варшаве, где Плеве был прокурором судебной палаты, а мой отец прокурором окружного суда. Отношения поддерживались в течение и последующих лет. Плеве навещал время от времени мою мать.

Она ему написала. Не прошло недели, как я получил повестку, приглашавшую меня на следующий день явиться к Плеве на его казенную квартиру к 9 час<���ам> утра. На Плеве было недавно перед тем возложено совмещение должности государственного секретаря с должностью статс-секретаря по делам «Великого княжества Финляндского», и он переехал из занимавшейся квартиры по первой должности на Литейном пр<���оспекте>, против Симеоновской ул<���ицы>, в представлявшуюся ему более удобною квартиру финляндского статс-секретаря на Екатерингофском пр<���оспекте>, на углу ул<���ицы> Глинки, напротив Николы Морского [174].

К назначенному часу, не опаздывая ни на минуту, в вице-мундирном фраке с белым галстухом я входил к Плеве. Солидный, украшенный медалями пожилой курьер провел меня в кабинет Вячеслава Константиновича. Плеве уже сидел за письменным столом и прочитывал бумаги. Есть люди, при взгляде на которых, порою смутно, порою странно отчетливо, возникает перед вами образ того или иного представителя животного царства. Передо мною в глубоком кресле за министерским столом сидел лев. Крепко посаженная на широкие плечи голова, львиная грива, топорщащиеся усы под прямым коротким носом, бритый подбородок, обнажающий крепость челюстей и яркую выпяченность чувственного плотоядного рта. Немигающий взор подлинно львиных, величаво спокойных, умных глаз, потоком изливающих лучи непреклонной покоряющей воли. Высокий рост. Большое, крепкое тело. Мимо такого человека, не заметив его, не пройти, даже если бы он не был носителем власти.

– Садитесь. Матушка ваша мне писала. Я разделяю ее соображения о том, что вам лучше остаться здесь. И позаботился об осуществлении ее желания. Вы назначены делопроизводителем в отделение Государственной канцелярии, обслуживающее Департамент промышленности, наук и торговли Государственного совета. Благоволите, не откладывая, представиться статс-секретарю, заведующему этим отделением, Сергею Константиновичу Тецнеру. Поезжайте к нему на квартиру. Он введет вас в круг ваших обязанностей. Желаю успеха.

Я поблагодарил и уехал. Государственная канцелярия! Попасть в нее считалось большою удачею. А еще сразу на штатную должность – исключительным счастьем. Аспиранты, принимавшиеся на службу лишь в качестве причисленных без жалованья, выжидали назначения на первую штатную должность по несколько лет. Немногие могли позволить себе роскошь столь длительного выжидания. При отсутствии жалованья требовалось наличие порядочных собственных средств. Принадлежностью к высшему в империи государственному установлению служба в Государственной канцелярии обязывала известным представительством. Служба была интересная и обставлена исключительно приятными условиями. Интерес заключался в том, что служащие являлись свидетелями, а работою своею и участниками совершавшихся важнейших государственных актов. Перед ними в заседаниях Государственного совета проходили все министры. Обсуждались все требовавшие законодательной санкции мероприятия правительства. Сессия Государственного совета ежегодно прерывалась на лето в конце мая – начале июня до 1 октября. На это время распускались и служащие Государственной канцелярии. Им, таким образом, ежегодно предоставлялся четырехмесячный вакант. Ни одна другая служба такого преимущества не давала. По самому своему характеру служба ничего общего с обычными бюрократическими ее формами не имела. Не приходилось бессмысленно отсиживать положенное число часов за столом в присутственном месте – есть работа или нет. Работа сводилась к составлению журналов по каждому делу, слушавшемуся Государственным советом. Каждый департамент совета заседал по одному разу в неделю. На каждое заседание заблаговременно составлялся статс-секретарем список подлежавших рассмотрению дел. Дела распределялись между служащими канцелярии. Каждому поручалось, в зависимости от сложности, одно или несколько дел для изучения, проверки соответствия с общим законодательством, обсуждения с точки зрения необходимых поправок и последующего составления журнала. Нужным, а следовательно, обязательным для служащих являлось, таким образом, присутствие в составе канцелярии на данном заседании департамента. За два дня перед заседанием служащие еще собирались в канцелярии для доклада результатов изучения порученных дел статс-секретарю. Доклад был совместный с другими служащими, носил чисто товарищеский характер. Дела докладывались по списку. Доклад каждого служащего подвергался обсуждению сослуживцев. Каждый мог вносить, и это было желательно, свои дополнительные замечания к законопроекту. Статс-секретарь резюмировал замечания, со своей стороны дополняя их для передоклада на следующий день, накануне заседания, председателю департамента. После заседания служащие еще собирались для обсуждения по каждому делу плана составления журнала. Самые журналы писались на дому. Как видно, прикованности к определенному столу, отсиживания за ним обязательных часов по самому существу дела не требовалось. Служащие приходили в канцелярию вне дней докладов и заседаний, когда им вздумается, повидаться с товарищами, побеседовать, проверить печатные корректуры журналов, выпить чашку чая, порыться в законах, зачастую подолгу разыскивая понадобившийся законодательный материал. На дому работа была зато большая [175]. В зависимости от объема дела приходилось писать порою ночами. На большие дела, занимавшие несколько заседаний департамента, требовался месяц и более работы. Легкая в стенах прелестного Мариинского дворца, работа переходила на дому в тяжелую и страдную. Но насколько все-таки приятнее было проделывать такую специфически кабинетную работу именно на дому. Служащие канцелярии представляли очень сплоченную товарищескую среду. Традиция смешивала ранги. Статс-секретарь был не столько начальником, сколько старшим товарищем. На Олимпе восседал один государственный секретарь. Помощники статс-секретаря, старшие и младшие делопроизводители, причисленные различались только классами должностей и окладами содержания. Но в отношениях к ним со стороны начальства никакого различия не проводилось. К тому же и дела, мелкие и большие, сложные и попроще, распределялись между служащими не по рангам, а по способностям. Вполне естественно, что при таких привлекательных условиях службы в Государственной канцелярии по сравнению со службою в других учреждениях всякая открывавшаяся вакансия на штатную должность являлась предметом вожделения многих лиц, в конце концов, целого хвоста аспирантов. Назначение со стороны не могло быть встречено иначе, как неприязненно. При наличии исключительной сплоченности, характеризовавшей отношения служащих Государственной канцелярии, требовались особые старания со стороны вторгшегося в их среду чужака, чтобы не быть встреченным враждебно.