Лев Лопуховский - 1941. На главном направлении

На каком основании авторы 12-томника осуществили подмену понятий не ясно.

В связи с этим есть смысл более подробно рассмотреть содержание упомянутых терминов. Под полной боевой готовностью обычно понимают состояние наивысшей степени боевой готовности войск, при которой они способны немедленно (или в установленные соответствующими приказами сроки) приступить к выполнению боевых задач. К сожалению, в 1941 году в Красной армии, в отличие от Военно-морского флота, четкой системы боевых готовностей по мере их наращивания тогда не было установлено [146] На флоте существовали три оперативных готовности – № 3, 2 и 1. Если коротко: оперативная готовность № 3 соответствует состоянию мирного времени; № 2 – запрещаются отпуска (увольнения на берег разрешены), проводятся мероприятия, обеспечивающие при необходимости быстрый переход в готовность № 1 – полную готовность, когда все находятся на своих местах (постах), а силы флота готовы к выходу в море и применению оружия. . И полная боевая готовность в канун войны никакими документами не предусматривалась, ее содержание нигде не было расписано.

Судя по документам (некоторые из них цитировались выше) и воспоминаниям ветеранов, в Красной армии в предвоенное время существовали две основные степени готовности войск – мобилизационная и боевая.

МОБИЛИЗАЦИОННАЯ ГОТОВНОСТЬ – состояние, при котором войска, укомплектованные по штатам мирного времени, несут службу по законам этого времени и готовы к отмобилизованию. Ее содержание, порядок подготовки и проверки подробно расписаны в Наставлении по мобилизационной работе войсковых частей, управлений и учреждений Красной армии. Мобилизационная готовность в какой-то степени соответствовала постоянной готовности в нынешнем понимании этого термина и проверялась, как правило, подъемом частей «по тревоге ». Для чего в соединениях составлялся план тревог мирного времени.

В определенный (угрожаемый) период мирного времени некоторые авиационные, механизированные части и части (подразделения) ПВО, в отличие от других, могли содержаться в постоянной боевой готовности. При переводе их в эту готовность каждый раз приходилось разрабатывать подробные указания на этот счет.

БОЕВАЯ ГОТОВНОСТЬ – её, содержание определялось оперативными и мобилизационными планами, и было подробно расписано в порядке действий соединений (частей) в документах «красных пакетов». Перевод войск в эту готовность осуществлялся путем подъема их по «боевой тревоге», которая могла объявляться по двум вариантам: без вывода всей матчасти в районы сбора (в целях проверки) и с выводом соединения (части) в полном составе в районы сбора (сосредоточения/предназначения) в готовности к походу и бою (выполнению боевой задачи).

Второй вариант мог быть осуществлен только при получении шифртелеграммы (кодограммы): «Командиру № корпуса (дивизии). Объявляю тревогу с вскрытием „красного“ пакета. Подписи». Но такое распоряжение командующий армией (командир корпуса) опять-таки мог дать только с получением соответствующей шифртелеграммы Военного совета округа о вводе в действие плана прикрытия.

В связи с разной степенью укомплектованности личным составом, вооружением и техникой для соединений Красной армии были установлены разные сроки перевода с мирного на военное положение. Но в ней, к сожалению, не было соединений (частей), которые периодически в качестве дежурных содержались бы в боевой готовности. Скрытно проведенная, начиная с 15 мая 1941 г., частичная мобилизация под видом больших учебных сборов (БУС), проблем низкой укомплектованности соединений западных округов автотранспортом и тягловой силой не решила: слишком велики были мобпотребности Красной армии военного времени. К наиболее боеготовым относились соединения и части пограничных округов со сроком готовности М-1. Остальные вступили в войну, не полностью осуществив переход на штаты военного времени, с неукомплектованными подразделениями разведки и связи, без частей и подразделений тыла.

Поэтому в директиве и не говорилось о полной боевой готовности, как установленной и вполне определенной степени готовности войск. И фраза: «Одновременно войскам <���…> округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников», лишь подчеркивала, что командующим (командирам) и войскам следовало быть в максимально высокой готовности (с указанными ограничениями) встретить (отразить) возможный внезапный удар врага – и не более того.

Единственное упоминание о полной боевой готовности относится к укреплённым районам при вводе в действие планов прикрытия:

«<���…> 7) Все боевые сооружения переднего края УРа должны быть заняты полным составом гарнизонов и обеспечены пушками и пулеметами. Занятие и приведение сооружений, расположенных на переднем крае, в полную боевую готовность должно быть закончено не позднее, чем через 2–3 часа после объявления тревоги, а для частей УРа через 45 минут» [147] 1941 год. Документы. Кн. 2. № 468. С. 206. .

Это просматривается и в приказной части директивы:

«а) в течение ночи на 22 июня 1941 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов».

Гарнизоны заняли построенные ДОТы и ДЗОТы. Но части, выделенные для заполнения укрепрайонов, в большинстве своем сделать это не успели, что резко снижало устойчивость их обороны.

А, как можно было выполнить следующие взаимоисключающие пункты директивы:

«в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточено и замаскированно»?

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Как рассредоточить и замаскировать войска, расположенные в военных городках? Вывести их в районы сбора без вывода матчасти? Проще это можно сделать в лагерях и на полигонах. Но там части имели, как правило, ограниченное количество боеприпасов, достаточное лишь для выполнения учебных задач. Как привести их в боевую готовность, если остальное боевое имущество, в том числе боеприпасы и имущество «НЗ», находится в пунктах постоянной дислокации? Для этого они должны возвратиться на зимние квартиры.

Командующим армиями, до которых директива дошла, не позавидуешь: им пришлось разгадывать этот ребус – как подготовить войска к отражению внезапного нападения врага и при этом не спровоцировать немцев. В штабы округов пошел вал недоуменных запросов. Маршал Малиновский вспоминал: «На уточняющий вопрос, можно ли открывать огонь, если противник вторгнется на нашу территорию, следовал ответ: на провокацию не поддаваться и огня не открывать!» [148] Некрич А.М. 1941, 22 июня. – М.: Памятники исторической мысли, 1995. Примечание 402. . Боязнь обвинений в провоцировании немцев не только сковывало инициативу командующих по повышению готовности войск к отражению нападения противника, но порой приводило к противоположному результату. Так, в директиве штаба ПрибОВО 8-й и 11-й армиям прикрытия было указано: «В течение ночи на 22 июня скрыто занять оборону основной полосы <���…>. Боевые патроны и снаряды не выдавать. <���…> В случае провокационных действий немцев огня не открывать» [149] ЦАМО РФ. Ф. 21. Оп. 1394. Д. 23. Л. 25, 26. .