Олег Баев - Избранные работы по проблемам криминалистики и уголовного процесса (сборник)

А. Р. Ратинов в качестве отличительного признака правомерности методов психического воздействия на личность в советском уголовном процессе выделяет «наличие у подвергающегося воздействию лица свободы выбора той или иной позиции» [108, 163]. И. Ф. Пантелеев полагает, что этого недостаточно для решения данного вопроса и что признаками, отличающими правомерное, положительное психическое влияние от психического насилия, является «создание наиболее благоприятных условий для течения психических процессов, поддержания активных психических состояний и проявления положительных психических свойств личности». «При соблюдении этих условий, – заключает И. Ф. Пантелеев, – психическое воздействие в советском уголовном судопроизводстве вполне правомерно и полезно» [99, 221].

При всей своей справедливости данное положение не может быть принято в качестве критерия допустимости конкретных методов психического воздействия. Во-первых, оно, нисколько не противореча положениям авторов теории психического воздействия, носит крайне общий, не конкретный характер. Основываясь на нем, вообще практически невозможно решить вопрос о правомерности тех или иных тактических элементов, построенных на методах теории психического воздействия. Во-вторых, вытекающее из этого положения мнение И. Ф. Пантелеева о том, что даже когда перед подвергающимся воздействию может быть несколько позиций, из которых он в той или иной ситуации свободно выберет любую из них, «вовсе не исключено, что данный выбор будет сделан под влиянием того психического состояния, которое явилось результатом психического насилия» [99, 221], полностью может быть экстраполировано и на условия, при которых И. Ф. Пантелеев считает психическое воздействие правомерным.

Так, несомненно, что регламентированный уголовно-процессуальным законом порядок проведения очной ставки преследует цель устранения существенных противоречий в показаниях ранее допрошенных лиц именно в таких наиболее благоприятных условиях для проявления «положительных психических свойств личности», при которых психическое воздействие «вполне правомерно и полезно» [99, 221]. Однако совершенно не исключено, что и при строжайшем соблюдении всех требований УПК на очной ставке на допрашиваемого может быть оказано психическое воздействие (и не только следователем, но и другим допрашиваемым на очной ставке), влекущее искажение одним из них (или обоими) объективной информации. Такие примеры, к сожалению, в следственной и судебной практике не единичны.

И, наконец, приведем некоторые данные интервьюирования следователей органов МВД и прокуратур Центрально – черноземного региона, проведенного автором в рамках комплексного исследования темы «Следователь и его деятельность», осуществляемой научно-исследовательской криминологической лабораторией Воронежского государственного университета. Подавляющее большинство следователей (83 %) высказалось за правомерность использования методов психического воздействия. 78 % опрошенных заявили, что в своей деятельности они используют такие методы при допросах обвиняемых и свидетелей, в отношении которых имелись основания подозревать, что они пытаются давать ложные показания, при этом привадили характерные положительные примеры их использования из своей практики. Недопустимость отдельных приемов опрошенные следователи связывают с явным психическим насилием над личностью, под которым, например, понимаются длительные, многочасовые, изнуряющие допросы; с обманом – обещание каких-либо благ подследственному и невыполнение этих обещаний, например, изменить меру пресечения на более мягкую, предоставить свидание с родственниками и т. п. (97,%). Ряд опрошенных следователей признали также недопустимыми, граничащими с обманом, методы получения объективной информации, связанные с обещанием каких-либо благ для подследственного даже при условии выполнения обещаний в рамках своих прав (11 %).

На наш взгляд, обоснование правомерности методов, вытекающих из теории психического воздействия, следует искать в уяснении природы и механизма их формирования.

Условимся (а это очевидно), что методы психического воздействия на личность предпринимаются к лицам, в отношении которых с большей или меньшей степенью вероятности можно предположить, что они умышленно скрывают или искажают имеющуюся у них искомую информацию. Лицо-контрагент действий следователя, относительно которого используется подобный метод, в этой связи может находиться в одном из следующих состояний: он обладает информацией и желает ее скрыть или исказить; он не обладает искомой информацией, или воспринял таковую и воспроизводит ее с непреднамеренными искажениями. Теоретически вероятность нахождения лица в одном из этих состояний, пока не доказано обратное, равнозначна, хотя, естественно, на практике обычно имеются некоторые данные, увеличивающие (или уменьшающие) вероятность нахождения этого лица в одном из указанных состояний. Рассматриваемые методы и являются способам, с помощью которого делается попытка выяснить действительное состояние, в котором находится лицо, и в случае установления нахождения его в первом из указанных состояний относительно искомой информации – попытка перевода лица в состояние выдачи ее или готовности к таковой.

Предложим цепь следующих рассуждений. Подробный образ некоего события, предмета, обстоятельства и т. п. (объединим их понятием «объект») отражается в памяти человека в виде информационных сигналов, приобретенных в процессе чувственного восприятия объекта. Трансформируясь в процессе мыслительной деятельности человека, этот образ приобретает характер достоверного знания об объекте. В соответствии со своими интересами и отношением к расследованию лицо принимает решение либо объективно воспроизводить это знание, либо скрывать или искажать его. Это создает достаточно устойчивую психологическую установку, во многом предопределяющую линию поведения лица в отношении оперирования своим знанием. «Воспринимаемая человекам картина мира, сложная и постоянно меняющаяся, – отмечают А. Н. Леонтьев и Е. П. Кринчик, – содержит систему вероятностных и альтернативных отношений, в которых явления внешнего мира даны человеку… Эти специфические отношения учитываются человеком в его поведении. Они становятся объектом отражения и регулятором его поведения» [78, 240].

На окончательное определение линии поведения контрагента безусловно оказывает существенное влияние и то, что он вынужден учитывать действительное или возможное знание следователя об этом же объекте и об источниках информации о нем. Тем самым контрагент в подобных ситуациях активно прибегает к рефлексии, «думает за следователя», строит мысленную модель знания следователя об объекте. В свою очередь, следователь полагает, что контрагент его действий находится в одном из указанных, но, как правило, следователю неизвестном состоянии. Желая перевести контрагента в состояние выдачи или готовности к выдаче информации об объекте и решив с этой целью прибегнуть к. одному из методов психического воздействия на личность, следователь исходит из цепи умозаключений, носящих также в целом рефлективный характер. Отправным их пунктам является предположение о там, что линия поведения контрагента будет обусловливаться взаимосвязанными факторами, которые мы обосновали выше (психологическая установка его личности в предстоящем общении, смоделированное вероятное или достоверное знание следователя об объекте).