Дина Азми - Правовая структуризация и систематика

Так, опять-таки, по мнению С.С. Алексеева, «…устойчивая связь между отраслями, при которой ядро правовой системы образуют профилирующие отрасли во главе с государственным правом, в непосредственном единстве с ними функционируют процессуальные и специальные основные, а на их основе комплексные отрасли, – такая связь характеризует существование права как единого, целостного организма, обеспечивающего слаженное, всестороннее, юридически согласованное воздействие на общественные отношения» [85] Там же. .

Касательно данного постулирования отсутствует ясность того, в чем именно заключается и проявляется обозначенная связь между отраслями правовых норм (особенно с учетом, что их «слаженное, всестороннее, юридически согласованное воздействие» на социальное общение имеет место далеко не всегда). Причем вряд ли можно обоснованно утверждать, что отсутствие обозначенной «слаженности» означает и небытие структурных элементов правового строения. Более того, как мыслится, несогласованность отраслевых положений не влечет за собой вывода и относительно отсутствия существования компонентного набора в самом законодательном материале. Оно свидетельствует в первую (а теоретически возможно, и единственную) очередь лишь о ненадлежащем качестве содержания нормативной юридической ткани.

Учитывая сказанное, нельзя согласиться с часто категорически формулируемым в отношении отраслевой конструкции («плотно» увязываемой с законодательным материалом) выводом о том, что «конечно, надо видеть, что система права как композиция, закон связи элементов имеет объективный характер… Однако развитие правовой системы, формирование новых отраслей права без кодифицированных актов невозможно.» [86] Алексеев С.С. Указ. соч. – С. 223. .

Далее отметим, что традиционно многовариантно в отечественной правосистеме трактуется и вопрос о судебных прецедентах. Таковые предлагали рассматривать (не рассматривать) в качестве формы выражения права; считать отображающие их акты прецедентами толкования и (или) правовыми позициями; воспринимать как вовсе не обладающие юридической силой или наделенные такой, что «перекрывает» действие федеральных конституционных и (или) федеральных законов. Вместе с тем одному из аспектов источниковой природы судебных прецедентов до сих пор не было уделено достаточного внимания. Речь идет о системной роли данных (как, впрочем, и иных) юридических источников права, об их значимости для гносеологии системы права.

С учетом этого стоит также сказать, что вопрос о принадлежности судебных прецедентов к области писаного либо неписаного права в мировой юридической доктрине решается неоднозначно. В рамках отечественного общегосударственного правового порядка, склонного наделять понятие «закон» широким смыслом, таковые чаще всего относятся к числу писаных форм выражения права. В некоторых же иностранных (например, в британской) правовых системах судебные прецеденты традиционно причисляются к неписаной сфере, что обусловлено строгим пониманием статутного права (в соответствии с которым к таковому относятся лишь акты, исходящие от законодательного органа; причем без четкой привязки к способу их материального оформления и именования).

Интересно также, что уже с 1938 г., несмотря на признание юридико-источниковой многовариантности права, вопрос о системе интересующего нас феномена традиционно решался в советской (а затем и российской) науке не с позиций сочетания реально и потенциально действующих форм внешнего выражения, оформления, закрепления и существования правовых норм, а с платформ абстрактно-оценочного отраслевого деления позитивного правового материала. Представляется, что заданный в рамках 1 – го Совещания научных работников государства и права подход к трактовке системы права обуславливался, помимо иного, негативным отношением ряда ученых к самой категории «правовая форма» (одним из проявлений которой являются и юридические источники), так как она активно «задействовалась» в правобытии капиталистических обществ, а значит, – не должна была иметь доминантного значения для права принципиально иного, социалистического типа.

Например, М.А. Аржанов, указывая на правовую форму как на достаточно стабильный и повторяющийся критерий, сближающий различные правовые системы, с идейных позиций не признавал систематизирующую значимость метода правового регулирования именно потому, что таковой относится к форме («внешней» части), а не содержанию («внутреннему» сектору) права. Можно сказать, что ученый недооценил тот факт, что сутевое наполнение права (как и любого иного явления) не может быть распознано и дифференцировано без обращения к его форме.

Для примера укажем здесь, что и тайное хищение чужого имущества, и заем можно трактовать как имущественные отношения. Сущность же корреспондирующего таковым социального взаимодействия, безусловно, различна. Это определяется даже на интуитивном уровне. Но наука и практика оперируют не внутренними ощущениями, а их рационализированным, внешним отображением, выражающимся в данном случае в понятии «правовая форма». Таким образом, именно юридическая оформленностъ дает нам возможность квалифицировать одно деяние как преступление, а другое – как сделку (причем независимо от того, в каком из конкретных видов юридических источников содержатся «корреспондирующие им» юридические предписания).

Выдвинутая нами гипотеза относительно того, что возражения против правовой формы как показателя системного ряда права были обусловлены не только тем, что наличие нескольких оснований приведет к систематизационной непоследовательности, но и «буржуазно-догматическим характером» данного критерия, подтверждается следующим высказыванием М.А. Аржанова: «Источником формального или, точнее, формалистического принципа систематизации права является, по нашему мнению, формалистическое понимание сущности права. Сторонники формального принципа, сами того, возможно, и не осознавая, исходят, видимо, из положения, что раз право есть форма общественных отношений… при правовой систематизации, следует исходить из особенностей формы. Юридическое, в соответствии с этой концепцией, означает формальное. Юридический критерий должен быть формальным критерием, лежащим в плоскости не содержания, а формы права. Принцип формально-логической группировки норм широко отстаивается в буржуазной юридической литературе… Однако все это не лежит в плоскости систематики права.» [87] Аржанов М.А. О принципах построения системы советского социалистического права // Советское государство и право. – 1939. – № 3. – С. 32, 33. .