Дина Азми - Правовая структуризация и систематика

При этом наличие в правовой норме не только гипотезы, но и диспозиции С.С. Алексеев считал обязательным: «…нет ни одного нормативного предписания, из содержания которого не следовала бы воля законодателя об условиях действия данного предписания. Эти условия могут быть всеобщими либо могут сводиться к указанию на субъектный состав…, но они непременно существуют.» [16] Там же. – С. 99, 100. .

В данной связи не ясно, что конкретно ученый подразумевает под «отдельным государственно-властным предписанием», как и на основании каких параметров определяется обособленность , а следовательно, и завершенность такового. Дело в том, что если исходить из критерия возможности профильного действия, т. е. способности вызывать юридические последствия, то правовая норма должна истолковываться в качестве завершенной лишь в том случае, если помимо непосредственно самого поведенческого правила («сердцевины» нормы) наличествуют условия его функционирования, в том числе и по части указания на последствия, наступающие для реализатора (ов). В противном случае ни о каком реальном юридическом действии, ввиду отсутствия правовых связок,речи идти не может; а, следовательно, вместо нормы права (в собственном смысле слова) мы столкнемся с неким схоластическим утверждением, отрицанием или описанием. В свою очередь, отображение правовой нормы в писаном юридическом материале на практике может быть не только разрозненным, но и неполным – например, не содержащим указания на «снабженность» санкцией. Кстати, последняя, по нашему мнению, может быть не только негативной, но и позитивной (например, для реализатора (ов) поощрительного (ых) предписания (ий)).

Но данная ситуация воспринимается нами не в качестве должного, а как возможный или действительный дефект (порок) правовой регламентации. Чаще же различные элементы нормы права просто-напросто (по надлежащим или ненадлежащим юридико-техническим причинам) изложены отсылочным (ссылочным) или бланкетным способом.

С.С. Алексеев в то же время полагает, что трехзвенное «расчленение» правовых норм способствует их упрощению, потере сутевых моментов. Мыслится, что такой вывод возможен только при неучете правовых связей (связок), нивелировании или недооценке их значения.

Таким образом, воззрения С.С. Алексеева на вопрос о строении правовой нормы видятся, условно говоря, «не выдерживающими единой линии»; а иными словами – не вполне последовательными.

Для надлежащего изучения стоит обратить внимание и на то, что в специальной литературе принято отмечать: норма права выражается «обычно» в письменной форме и излагается в статьях нормативных правовых актов (являясь их содержанием). Тем самым при характеристике правовой нормы весьма часто подчеркивается ее «связь» именно с нормативным правовым актом. Возможно, такое видение проистекает из господствовавшей в советский период вариации нормативистской концепции понимания права, согласно которой «нормы социалистического права всегда содержатся в официальном, исходящем от государства акте». Однако общая теория права современного периода в целом также подобного подхода почему-то не опровергает [17] Теория государства и права / Под ред. В.М. Курицына, З.Д. Ивановой. – М., 1986. – С. 228; См. также, напр.: Морозова Л.А. Теория государства и права: Учеб. – М., 2003. – С. 204; Сырых В.М. Теория государства и права: Учеб. – М., 2005; Теория государства и права: Учеб. для вузов / Под общ. ред. О.В. Мартышина. – М., 2007. – С. 272. .

Кроме того, наряду с термином «норма права» (или «правовая норма») в юридической литературе используются также и иные специальные обороты: например, «правовое предписание», «нормативное правовое предписание», «нормативное предписание». По сути, они ориентированы как раз на отображение увязки правовых норм с писаным юридическим материалом. Причем термин «правовое предписание» был введен в отечественное правоведение А.В. Мицкевичем [18] Мицкевич A.B. Акты высших органов советского государства. Юридическая природа нормативных актов высших органов власти и управления СССР. – М., 1967. – С. 34. , а С.С. Алексеев, в свою очередь, чаще оперирует понятием «нормативное правовое предписание» (или, сокращенно, – «нормативное предписание»). По замечанию самого С.С. Алексеева, «под нормативным правовым предписанием следует понимать элементарное, цельное, логически завершенное государственно-властное веление нормативного характера, непосредственно выраженное в тексте нормативного юридического акта… Государственно-властное веление высокоразвитой специализированной правовой системы и является нормативным предписанием. Понятие нормативного предписания не следует противопоставлять понятию правовой нормы. Предписание (норма-предписание) и есть «живая» юридическая норма развитой правовой системы, отличающейся высоким уровнем специализации.» [19] Алексеев С.С. Указ. соч. – С. 81, 82. .

Далее, в отечественной юридической литературе принято указывать, что системность правовых норм должна отображаться при создании нормативных правовых актов [20] См., напр.: Керимов Д.А. Кодификация и законодательная техника. – М., 1962. —С. 55. . Это, в числе иного, обусловлено и разницей в телеологическом действии интересующих нас разновидностей правил социального поведения.

Так, по словам А.Ф. Черданцева: «…именно функциональная специализация служит основанием для деления норм той или иной отрасли права на общую и специальную, выделения в отраслевых кодексах «Общей части»… или «Общих положений»… Функциональная специализация отдельных норм и институтов «Общей части» проявляется в том, что они, как правило, регламентируют не какое-либо общественное отношение в целом, а лишь один из элементов общественных отношений, составляющих предмет регулирования данной отрасли права или даже отдельную сторону, признак, черту того или иного элемента отношений. Например, институты правоспособности, дееспособности, безвестного отсутствия – в гражданском праве, невменяемости – в уголовном праве регламентируют отдельные признаки, черты субъекта как элемента общественных отношений. В этой связи представляется узким понимание института права как совокупности правовых норм, регулирующих типичное общественное отношение или определенную разновидность общественных отношений, или однородные общественные отношения, или определенные группы однородных общественных отношений… Данное понятие правильно для институтов «Особенной части» отрасли права, институты же «Общей части», как правило, регулируют не отношения в целом, а лишь их отдельные элементы.» [21] Черданцев А.Ф. Системообразующие связи права // Советское государство и право. – 1974. – № 8. – С. 13. .