Владимир Телятников - Убеждение судьи

процессуальные правила, предусмотренные законом, судьи уже незаметно для себя как бы втягиваются в идейную позицию обвинителя, попадая при этом в своеобразную “ловушку”. Идейная обвинительная установка формируется в них еще до начала судебного следствия (в стадии предания суда, подготовительной части судебного разбирательства) без каких-либо видимых влияний извне и поэтому воспринимается ими как результат их собственного внутреннего убеждения. Будучи убежденными в самостоятельности своей обвинительной установки, судьи, конечно, сами по себе не будут стремиться выйти из нее или даже подвергать ее какому-либо сомнению». [62] Мизулина Е. Б. Уголовный процесс. Концепция самоограничения государства. Тарту, 1991. С. 30, 59.

Поэтому, анализируя процессуальный закон, автор делает вывод, что «формально уголовный процесс тот же, что был и тысячу лет назад, но по существу он нечто совсем иное. Так, лопатой можно колоть орехи. И человека, не знающего, для чего в действительности предназначена лопата, видимо, можно убедить в том, что это орехокол» и далее: «… государство должно поменять обвинительный способ уголовно-процессуальной деятельности на правосудный…» [63] Там же. С. 62, 63.

Рассматривая предлагаемую точку зрения, вспомним то определение права, которое положено в основу советской системы права, отражением которой являлись действовавший до 2002 г. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР и Гражданский процессуальный кодекс РСФСР, которые подвергаются в изменившихся условиях общественной жизни вполне обоснованной критике.

Право есть возведенная в закон воля класса, затем право определяется как общенародная воля и отождествляется с законом. Кроме того, в этот период конституционные нормы и нормы права являются частично декларативными, а уголовно-процессуальная и гражданская процессуальная деятельность подчиняется идеологическим целям, отрицающим частное в праве, цели достигаются путем правовых решений, принимаемых на идеологической основе, и право служит инструментом выполнения этих решений.

Независимость суда и судьи в этом случае является декларативной, хотя и провозглашается принцип независимости судей. Обсуждаемая проблема выступает по существу проблемой разделения властей, когда судебная власть не отделена от законодательной и исполнительной. По словам В. Полуднякова, «в годы советской власти судебная власть была у нас, конечно, принижена. Она была в какой-то степени отраслевым управлением власти, а именно ведомством, относящимся к определенному отраслевому управлению. И соответственно, отношение к ней было как к органу, не имеющему достаточного авторитета, не влияющему должным образом на урегулирование общественных процессов». [64] Полудняков В. Лекция «О судебной власти». СПб., 1997.

М. С. Строгович обоснованно констатировал: «Независимости судей нет, и не может быть вне их подчинения закону: такая “независимость” означала бы несвязанность судей законом, произвол судей, их голое усмотрение, что решительно исключается самим существом советского правосудия. Следовательно, оба положения, содержащиеся в ст. 112 Конституции СССР, – судьи независимы и подчиняются только закону – составляют единство, единый принцип» [65] Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. М., 1968. Т. 1. С. 127. .

Эта позиция, высказанная крупнейшим процессуалистом, отражала и отражает идеальный подход к положению суда в той сфере, где процессуальная деятельность по познанию обстоятельств дела не должна быть связана социалистическим правосознанием и статусом судьи, процессуальным положением судьи в рамках процессуального права, в системе судоустройства и гарантий прав и свобод гражданина, что должно обеспечить справедливость правосудия в рамках прав, предоставленных гражданину, поведение которого подчиняется нравственным началам, господствующим в обществе.

В отношении же других процессуальных органов выделяется «принцип процессуальной самостоятельности, что позволяет производить оценку доказательств по внутреннему убеждению и гораздо более соответствует реальному положению следователя, прокуророра, работника органа дознания и судьи в уголовном процессе и процессуальной деятельности». [66] Шимановский В. В. Общие условия производства предварительного расследования. Л., 1983. С. 17.

Для понимания соотношения понятия «внутреннее убеждение судьи» и принципа независимости суда в судопроизводстве необходимо принять во внимание, что принцип независимости судьи и подчинение его требованиям закона реализуется в стадии разбирательства дела в суде, однако с учетом его значимости для разрешения дела и значимости стадии судебного разбирательства он является одним из основных принципов уголовного процесса.

Впервые принцип независимости судей получил выражение в ст. 112 Конституции СССР 1936 года.

Говоря о независимости судей, Н. В. Крыленко, в частности, отмечал: «….мы не хотим, чтобы нас поняли, будто мы проповедуем независимость судей в прежней форме, мы проповедуем их полную зависимость от государственной политики как ее носителей, но мы хотим одновременно поставить их в такое положение, чтобы, проводя эту политику, а не какую-нибудь иную, они могли быть спокойны, что им будет дано ее проводить в пределах закона и вне зависимости от внесудебных факторов». [67] Крыленко Н. В. Судоустройство РСФСР. Лекции по теории и истории судоустройства. М., 1923. С. 3.

Выделим для себя эту позицию, касающуюся формирования убеждения суда и судьи в процессе, поскольку позиция судьи по делу связана не только доказательствами, собранными по делу, но и провозглашенной государством уголовной политикой, которая найдет свое отражение в правосознании судьи и в нормах процессуального права. По существу, высказанная Крыленко точка зрения обосновывает подмену внутреннего убеждения требованиями закона.

Для понимания понятия внутреннего убеждения в процессе и правоприменительной деятельности целесообразно привести выдержку из доклада А. Я. Вышинского на открытом собрании ячейки ВКП(б) НКЮ: «….революционная законность требует гибкого и, так сказать, свободного (что не значит произвольного) отношения к закону. Не буква закона, не юридическое крючкотворство, не слепое подобострастное преклонение перед законом, а творческое отношение к закону, такое отношение, когда требования закона (то есть тех юридических формул, в которых он выражен) корректируются пониманием цели, которой он призван служить, и социалистическим пониманием отношений, в которых должно осуществляться его применение. Вопрос о сочетании революционной законности с революционной целесообразностью – это и вопрос о гранях между ними. Единственной гарантией от извращений, единственным средством, способным предохранять от каких-либо ошибок, является правильное понимание и правильное осуществление генеральной линии нашей партии…» [68] Советская юстиция. 1932. № 19.