Ольга Буткевич - У истоков международного права

Следовательно, при выделении истории международно-правовых учений как особого направления науки последнее не может ни заменить собой, ни включить в себя собственно историю международного права. В то же время изучение становления и развития тех или иных международно-правовых понятий и категорий, которые возникли и сформировались под воздействием соответствующих идей и теорий, позволяет проанализировать международное право с точки зрения международного правопорядка, международного правосознания и с учетом соответствующего исторического этапа или региона.

Достаточно часто отрицание существования древнего международного права проистекает из неизученности международно-правовых теорий того времени. При этом не принимается во внимание тот факт, что современные международно-правовые теории прошли тысячелетний этап развития. История теоретического объяснения международного права, по общему мнению, начинается с трудов римских юристов. Даже современные авторы, которые в целом выражают немало прогрессивных новаторских идей относительно истории международного права и методологии ее изучения, не оспаривают общепринятого убеждения, что международно-правовых взглядов или концепций в древности не существовало. Так, Д. Бедерман в предисловии к своей «Истории международного права античности» пишет: «Я не собираюсь здесь утверждать, что современные принципы или доктрины международного права берут свое начало в античности» [215]. В то же время уже толкование международных отношений шумерскими и хеттскими жрецами, а также греческими оракулами можно рассматривать как первые свидетельства зарождения международно-правовой мысли.

Отсутствие истории международно-правовых учений как дисциплины сказывается и в том, что если эту сферу исследования даже и не путают с собственно историей международного права, то ее нередко подменяют историей философии права, историей политической мысли или историей общеправовых учений и т. п. Конечно, все эти научные отрасли могут дать определенное представление и об истории международно-правовых учений, однако они не замещают ее собой, а тем более не могут предоставить полного и всестороннего ее анализа. Так, например, раскрывая историю политико-правовой мысли Древнего Ближнего Востока, А. А. Ерышев сделал вывод о том, что «в странах Ближнего Востока не состоялось отделения политико-правовых взглядов от универсального мифологического понимания мира» [216]. Но мифологическое понимание мира характеризует лишь один, хотя и длительный, этап тысячелетнего становления международно-правовых взглядов. Анализа последовательного становления международно-правовых взглядов в древний период, к сожалению, не существует.

Следовательно, отсутствие истории международно-правовых учений как отдельной дисциплины отражается в неадекватном понимании взаимовлияния международного права, международно-правовых взглядов и сознания, с одной стороны, и мифологии, религии и других идеологических систем – с другой. Причем практически весь длительный этап становления международно-правовых взглядов в древний период истории рассматривается как мифологическое объяснение народами международно-правовых явлений. Впрочем, при таком подходе вне поля зрения науки остаются правовые и международно-правовые взгляды (многие – сугубо позитивного характера), которые привели к созданию таких позитивно-правовых актов, как законы Урукагины (2350 г. до н. э.), законы Ур-Намму (2050 г. до н. э.), Декалог (1300 г. до н. э.), договор Нарам-Сина с царем Элама (начало 3-го тысячелетия до н. э.), договор Лагаша и Уммы (3100 г. до н. э.) или договор Рамзеса II с Хаттусили III (1276 г. до н. э.). Безусловно, подобные правовые акты должны были основываться на длительной традиции правовых взглядов, возводить же их к мифологическому пониманию, очевидно, нельзя.

Другой распространенной ошибкой, причина которой также заключается в отсутствии надлежащей методологической базы для исследования в области истории международно-правовых учений, является отождествление правового толкования в древний период с религиозным мышлением древних народов [217]. Конечно, в древности международное право, как и право вообще, имело религиозную окраску; правовые акты часто формулировались от имени богов, что, однако, никоим образом не исключает их позитивно-правовой сущности. Так, если и приводятся религиозные формулы соблюдения международных обязательств, то они применяются лишь для усиления эффективности позитивных положений договора: «Если ты не будешь хранить в сердце эти слова, ты клятву нарушишь и пусть боги клятвы травят тебя, как зверя!» (Договор царя страны хеттов Мурсилиса II с правителем Миры и Кувалии Купанта-Инарасом); «Так говорит Солнце Суппилулиума, великий царь, царь страны хеттов, храбрец, любимец бога грозы» (Договор царя страны хеттов Суппилулиумы I с правителем Амурру Азирасом, заключенный после 1380 г. до н. э.); «Мое Солнце, Суппилулиума, Великий царь, царь Хатти, герой, говорит следующее…» (неизвестный договор Суппилулиумы); «Так говорит Солнце Мурсилис, великий царь, царь страны хеттов, храбрец, любимец бога грозы, сын Суппилулиумы» (Договор царя страны хеттов Мурсилиса II с правителем Амурру Дуппи-Тешубом, заключенный около 1340 г. до н. э.) и др.

Из-за малой исследованности истории становления и развития международно-правовой мысли ученым часто приходилось заимствовать методологию и приемы у истории политических и правовых учений. Однако эта отрасль не всегда может объективно раскрыть специфику международно-правовых идей и учений. Следовательно, нередко теоретиками международного права называли мыслителей, которые не имели к нему отношения или имели опосредованное отношение.

Необходимость исследования истории международно-правовых взглядов проявляется и в том, что в некоторых регионах и сегодня еще не выявлены такие важные источники международного права, как международные договоры. Во-первых, они могли носить конкретно-прикладной характер и не всегда фиксироваться (как в древней Индии), а во-вторых, в отдельных регионах мировоззренческие выводы мыслителей считались более весомым источником международно-правовой практики (как в древнем Китае). Например, учение Лао-цзы, Конфуция, Шан-яна, Мо-цзы для царств китайского региона часто имели больше обязывающей силы, чем заключенные ими договоры [218]. Поэтому понять сущность международного права этого региона без выяснения идей, взглядов и учений соответствующих мыслителей практически невозможно. Некоторые исследователи даже называют такие доктрины специфическим источником древнего международного права [219], с чем можно полностью согласиться. Кстати, отсутствие истории международно-правовых учений оказало отрицательное влияние на исследование не только древнего периода их развития. Вывод об отсутствии или примитивности международного права в эпоху раннего Средневековья также часто основывается на игнорировании международно-правовых учений этого периода, архивных работ международно-правового характера, большинство из которых оставалось в рукописном варианте в научных и церковных хранилищах.