Борис Волженкин - Избранные труды

Теория «прирожденного преступника», развитая антропологической школой, и теория «опасного состояния личности» у социологов вели к разрыву мер уголовной ответственности с преступлением, означали подмену преступления понятием преступной личности, а тем самым вели к полному произволу в деятельности карательных органов буржуазного государства.

Современные буржуазные биокриминологи и социологи, которые во многом повторяют концепции ломброзианцев и социологов XIX века в отношении причин преступного поведения, естественно недалеко ушли от них и в вопросе обоснования уголовной ответственности.

Понятно, что, признавая фатальную предопределенность человеческих, в том числе и преступных, поступков или как результат прирожденных конституционных особенностей человека, или как результат наличия неудержимых бессознательных импульсов и влечений, а также отождествляя человека с действующей живой машиной, чисто механически рефлектирующей на раздражение, нельзя не отрицать возможность моральной оценки и ответственность человека за свои поступки. Это логический вывод из данных философских концепций. «Не делают же врачи своих пациентов морально ответственными за то, что они простудились или заболели воспалением легких», – пишут американские криминологи Барнс и Титерз. Подобно этому нельзя считать морально ответственными и преступников. [33] Н. Е. Barnes and N. К. Teeters. New horizons in criminology, 2-d ed., N. Y, 1952, p. 152.

Современные социальные науки, утверждает Роберт Фирей, доказали, что приписывание ответственности человеку за его действия не более оправдано, чем ответственность, например, автомобиля. «Как автомобиль сам не определяет быть ли ему сделанным, так и человек не избирает, родиться ли ему, – пишет Р. Фирей. – Когда же это решение принимается за него, он не больше имеет возможности выбирать свои врожденные характеристики, чем автомобиль сам выбирать себе мотор или технические данные. Человек не более избирает себе окружающую его с детства среду, чем автомобиль природу той местности, в которой его используют в первые годы, или гараж, сделанный для него хозяином. И человек не более ответственен в последующие годы за свой характер, развивающийся шаг за шагом от этих врожденных данных и в соответствии с изменяющимися внешними обстоятельствами, чем автомобиль в последующие годы ответственен за свое состояние, зависящее от характеристик, вложенных в него его творцом, и от обращения с ним его владельцами. И тем не менее, хотя никто, будучи в здравом уме, не подумал бы о порицании самого автомобиля… за плохое состояние, взрослый преступник всюду считается ответственным за свои преступления лишь с частичной ссылкой на унаследованные, обусловленные средой и на другие пассивно приобретенные черты, которые вместе, возможно, с душой фактически полностью объясняют его поведение. Разнообразие в характерах у человека и его широкие способности затрудняют понимание того, что он фактически так же пассивен в отношении своего создания и развития и, следовательно, так же не ответственен за свои поступки, как и неодушевленная машина». [34] Robert A. Fearey. Concept of responsibility // The journal of criminal law, criminology and police science, vol. 45, 1954, № 1, p. 24.

«Для детерминиста, – пишет Дональд Тафт, – психически здоровый является не более ответственным, чем психически больной. В обращении с преступниками детерминизм заменяет традиционную концепцию ответственности концепцией ответственности Ферри». [35] Donald R. Taft. Criminology, 3-d ed., N. Y, 1956, p. 347.

Как известно, концепция социальной ответственности Ферри полностью исключает психологическое понятие вины. Из того же исходят и современные сторонники «социальной ответственности» и «физической вменяемости»: «Было бы рациональным шагом вперед со стороны судов принять чисто объективное понимание вины, определяемое простым вопросом: «Что произошло?» Когда суд установил это, он уже сделал достаточно. После этого компетентные эксперты могут проанализировать личность деятеля и решить, что с ним делать». [36] См.: The journal of criminal law and criminology, vol. 27, 1937, № 6, p. 855.

В полном соответствии с исходными философскими позициями провозглашается ответственность уже не столько засовершенный проступок, сколько при условии (как правило) его совершения – за отрицательные социальные и психофизические качества индивида. «Один отдельный акт, – пишет криминолог-фрейдист Карпмэн, – сам по себе имеет значение лишь в качестве символа, как индикатор для лежащих в его основе проблем». [37] Ben Karpman. An attempt of a re-evaluation of some concepts of law and psychiatry // The journal of criminal law and criminology, vol. 38, 1947, № 3, p. 207. «…Деяние, подобно симптому болезни, является лишь поверхностным выражением большого числа внутренних и внешних факторов…» [38] Ben Karpman. Criminal psychodynamics // The journal of criminal law, criminology and police science, vol. 47, 1956, № 1, p. 14. Поэтому «вместо того, чтобы как в прошлом заниматься преступлением, каждому суду необходимо полное знание преступника, включая данные об его прошлом». [39] H. E. Barnes and N. K. Teeters. New horizons in criminology, 2-d ed., N. Y, 1952, p. 78. «Следует иметь в виду субъекта и поменьше говорить о преступлении, деянии», [40] Sheldon Glueck. Crime and justice, Boston, 1936, p. 215. – пишет уже упоминавшийся нами криминолог Шелдон Глюк.

Собственно, за ответственность как таковую, сопряженную с отрицательной нравственной оценкой, механицисты и не выступают. Меры принудительного воздействия на преступника имеют единственной задачей превенцию, защиту буржуазного общества от новых нежелательных, вредных деяний. «Преступник представляет опасность для общества. Его личность испорчена… Мы должны отремонтировать его привычки, или, если это преступник, которого нельзя отремонтировать, то устранить его из свободного общества. Наказывать преступника столь же неразумно, как подвергать порке испорченную машину». [41] Nathaniel F. Cantor. Crime and society, N. Y, 1939, p. 185.

Дональд Тафт, указав, что преступник, по своим свойствам является «результатом предшествующего развития», далее пишет: «Так же как в свое время наши чувства принуждали нас мстить преступному деятелю, считавшемуся свободным, так в свете этого взгляда мы вынуждены… попытаться переделать условия, которые сделали преступника таким, каков он есть. Наказание преступника ради справедливости становится таким же смехотворным как приказание Ксеркса высечь Геллеспонт за гибель его трирем…» [42] Donald R. Taft. Criminology, p. 347.

Фрейдистская психоаналитическая концепция личности и поведения человека также приводит по существу к отрицанию понятия нравственной ответственности. Гелена Сильвинг, ссылаясь на работы современных криминологов-фрейдистов Меннингера и Зилбурга, пишет: «…психоаналитическое исследование действия Бессознательного доказало существование полного „психического детерминизма“, в свете которого все человеческие мысли, решения и действия могут быть отнесены к определенным причинам, так что человек не обладает свободой ни выбора, ни действия. Однако человек, совершающий преступление, представляет опасность для окружающих. Так как общество нуждается в защите, некоторые психоаналитики предложили, что все лица, совершившие преступление, независимо от того, намеренно или без намерения, сознательно или бессознательно, психически больны они или здоровы, должны считаться „ответственными“; ответственность однако означает не наказание, а обязанность подвергнуться определенному обращению (treatment) в соответствии с личностными особенностями, которые устанавливаются психиатрами». [43] Helen Silving. Psychoanalysis and the criminal law // The journal of criminal law, criminology and police science, vol. 51, 1960, № 1, p. 29. О замене ответственности и наказания «обращением» см.: Bernard С. Glueck. Changing concepts in forensic psychiatry // The journal of criminal law, criminology and police science, vol. 45, 1954, № 2, p. 127.