Александр Кирпичников - Российская коррупция

Еще при жизни императрицы Екатерины II ее внук великий князь Александр писал своему другу, послу в Константинополе графу Виктору Кочубею: «В наших делах господствует неимоверный беспорядок: грабят со всех сторон…» Взойдя на российский престол, через сорок лет после первой попытки Екатерины искоренить взятки, он повторил ее инициативу. В новом указе «Об искоренении лихоимцев» Александр I констатирует, что «пагубное лихоимство или взятки не только существуют, но даже распространяются между теми самыми, которые ими должны гнушаться и пресекать…»

Молодой царь высказал твердое намерение «оное истребить в самом корне». Но реальных возможностей для истребления корней «оного» не было и быть не могло. Большая часть служилого дворянства была «расположена искать в распоряжениях правительства лишь собственную выгоду, которая часто заключается в мошеннических проделках». Об этом в том же 1802 году сказал граф Павел Строганов на заседании Негласного комитета, куда входили друзья-соратники мечтавшего о реформах императора.

Для подавляющего большинства российского чиновничества казнокрадство и мздоимство были стилем жизни. Они не представляли себе, что можно жить иначе. В губерниях и уездах от всевластных чиновников всецело зависело решение любого вопроса и продвижение или, наоборот, торможение нужной просителю бумаги. Чиновники были единственными толкователями и исполнителями законов. Радикальным средством истолковать закон в свою пользу для жалобщика и просителя оставалась взятка. Думаю, что если бы Карамзина попросили одним словом охарактеризовать главное занятие российского чиновничества, он бы ответил: взяточничество. В этом своем мнении опираюсь на коллективный портрет чиновного люда, данный Пушкиным:

Опальный реформатор Михаил Сперанский в 1819 году был назначен генерал-губернатором Сибири. Не растерявший еще надежд «оное истребить», он сотнями увольнял старых плутов и на их место набирал новых. Ретивый администратор нагнал такой ужас на земскую полицию, что мужики брали «взятки наоборот» – деньги с чиновников за то, чтобы не ходить с челобитьем. Года через три все вошло в прежнюю колею, и новые чиновники стали наживаться не хуже прежних.

Время Николая I – это господство бюрократии, канцелярщины и бумаготворчества. Сотни тысяч бумаг ежегодно отправляли центральные учреждения для исполнения на местах. В губерниях даже не успевали их осмыслить, все сводилось лишь к переписке и внешнему оформлению. Бумагу не исполняли, ее, как тогда говорили, «очищали». В 1842 году министр юстиции представил государю отчет, в котором значилось, что по его ведомству по всей империи не очищено еще 3 миллиона 300 тысяч дел, изложенных по меньшей мере на 33 миллионах листов. Канцелярский порядок обеспечивали средние и даже низшие чиновники. Они были движителями сложного канцелярско-бюрократического механизма и двигали его в собственных, cугубо корыстных интересах. Герцен писал из Вятки, где он служил в губернской канцелярии, что без взятки «не обходилось ни одно дело, не могла быть ни принята, ни исполнена ни одна бумага, не разрешался ни один гражданский или уголовный процесс. Взятками же откупались обыватели от наказаний не только за содеянные, но и несодеянные преступления».

В те годы в Московском департаменте Сената пятнадцать секретарей, не считая писцов, вели громадное дело об одном откупщике. Дело разрослось и только его «экстракт» для доклада составил 15 тысяч листов. Было велено все бумаги препроводить в Петербург. Несколько десятков подвод с бумагами отправились в столицу. Но в пути исчезли. Пропали подводы, бумаги и извозчики.

В середине ХIХ века питейные откупщики практически поработили Россию. Повсюду царило пьянство, и оно давало откупщикам такую прибыль, что современники сравнивали ее с данью, которая собиралась во времена татарского ига. В одном только 1856 году русский народ, по официальным подсчетам, пропил более 151 миллиона рублей. А в казну поступило всего 82 миллиона, остальное осело у откупщиков. Они беспокоились о сохранении высоких доходов, и вся местная администрация была ими закуплена.

Взяв откуп, купец прежде всего старался задобрить чиновников, одних – угощениями, другим посылал деньги и водку, третьих брал «на жалованье». «Откупщик, – сообщает бытописатель того времени, – вернее, чем Табель о рангах или штатные положения, соопределял удельный вес каждого должностного лица. Тот, кому откупщик платил много, высоко стоял в служебной иерархии, кому платил мало – стоял низко, кому совсем не платил – представлялся не более как мелкой сошкой. Размеры платежей откупщика определяли значение губернских деятелей в глазах высшего начальства. Получающий с откупщика более мог послать более щедрую дань в Петербург, а следовательно, скорее заслужить благосклонность в высших сферах».

Автор удивительного исследования «История кабаков в России» Иван Григорьевич Прыжов разыскал и привел в своей книге реестр расходов откупщика:

губернатору на улучшение города – 3000 рублей

ему же на канцелярию – 1200 рублей

председателю казенной палаты – 2000 рублей

полицмейстеру – 1200 рублей

исправнику – 600 рублей

советнику питейного отделения – 600 рублей

винному приставу – 600 рублей

окружному – 500 рублей

столоначальнику и на стол – 500 рублей

секретарю полиции – 300 рублей

секретарю земского суда – 300 рублей

непременному заседателю – 300 рублей

частным приставам (трем) – 720 рублей

становым (трем) – 720 рублей

квартальным надзирателям (шести) – 360 рублей.

Он же свидетельствует, что в одном из небогатых уездных городов Новгородской губернии в 1856 году чиновникам натурой было роздано 856 ведер водки (!). Свои экстраординарные расходы откупщики восполняли снижением качества продукта. Хорошую водку сменила мутная жижа, называемая в народе сивухой.

Современный историк – исследователь правительственного аппарата ХIХ века П. А. Зайнчковский приводит данные о поборах губернаторов. Так, архангелогородский губернатор Фрибес получал от откупщика ежегодно три или четыре тысячи рублей серебром, а его пензенский коллега Панчулидзев обложил данью всех двенадцать откупщиков губернии и брал по две тысячи рублей ежегодно с каждого. Псковский губернатор Бартоломей, зная, что полиция кормится взятками, потребовал от полицмейстера и ему выплачивать по пять тысяч рублей в год.

Губернаторы и городничие, следуя традиции окольничего Плещеева, ложно обвиняли местных богатых купцов в каком-либо преступлении и заключали их в тюрьму, пока те не откупались. Не случайно Салтыков-Щедрин, прошедший большую управленческую школу, служивший вице-губернатором в Рязани и Твери, писал, что вкладывать капитал во взятки лучше, чем в банк, потому что это дает гарантию от разорительных придирок со стороны властей.