Олимпиад Иоффе - Избранные труды. Том I

Таким образом, анализируя различные виды классификации вещей по советскому гражданскому праву, сообразно с которыми определяется их функция в конкретных гражданских правоотношениях, мы приходим к выводу, что ни в одном из этих случаев вещи не приобретают значения ни объекта права вообще, ни объекта субъективного гражданского права как одного из средств регулирования поведения граждан, осуществляемого нормами советского гражданского права. Дефетишизация объектов прав должна способствовать не только более правильному уяснению сущности правовых отношений, но и более точному выявлению гражданско-правового значения вещей и их свойств.

Конечно, термин «объект» в такой степени привычен для обозначения вещей, в связи с которыми устанавливаются соответствующие гражданские правоотношения, что изменение терминологии может натолкнуться на серьезные технические затруднения. Однако это ни в какой мере не должно препятствовать правильному научному освещению понятия объекта, и если бы было установлено единообразие взглядов на существо вопроса, то при этом условии чисто терминологические трудности могли бы быть легко преодолены. Возможно, этот вопрос был бы разрешен аналогично тому, как его решает в соответствии со своими задачами наука уголовного права, различающая «объект преступления» и «предмет преступления» [157] См. «Уголовное право», Учебник для юридических вузов. т. II, 1939, стр. 363. , возможно, он мог бы получить и иное разрешение. Но ясно во всяком случае одно, что если даже в науке уголовного права, имеющей дело с объектами преступных действий , из их числа исключаются вещи, ибо они не претерпевают на себе никакого воздействия со стороны преступного деяния, то тем более в гражданском праве, имеющем дело с объектами прав , нельзя относить к их числу вещи, которые не способны реагировать на действие, оказываемое правом. К реагированию на это действие способно только поведение, только оно, следовательно, и является объектом гражданских прав.

Субъектный состав гражданских правоотношений обычно служит в цивилистической теории решающим критерием разграничения так называемых абсолютных и относительных гражданских прав. Как известно, это разграничение строится сообразно с тем, как количественно определяются пассивные или обязанные субъекты различных видов гражданских правоотношений: права признаются относительными или абсолютными в зависимости от того, возлагается ли обязанность по их соблюдению на определенных субъектов или на неопределенную группу лиц. На основе этого общего критерия вещные права обычно включают в разряд абсолютных, а обязательственные – в разряд относительных прав. Соответствующей классификации подвергаются также и другие гражданские права. Однако существенный интерес представляет прежде всего то обстоятельство, что именно вещные и обязательственные права включаются в различные рубрики классификации гражданских прав по их абсолютному и относительному действию. Этот признак, разумеется, не может служить решающим основанием для разграничения институтов вещного и обязательственного права, но, являясь в высшей степени важным для характеристики этих институтов, он может быть также использован для установления сущностного различия между ними [158] «Проблема вещных и обязательственных прав, – пишет проф. С. И. Аскназий, – не может рассматриваться лишь как проблема классификации и систематики гражданско-правовых отношений; должны быть вскрыты реальные общественные отношения, которые в условиях той или иной общественной формации лежат в основе каждого из этих двух типовых правовых отношений. На основе этих вскрытых реальных отношений в дальнейшем должны быть объяснены как самое существование этих двух типов гражданско-правовых отношений, так и все то, что характерно для каждого из них, а равно их соотношение на различных этапах движения данной формации» ( С. И. Аскназий, цит. соч., стр. 99). . Поэтому мы считаем целесообразным ограничить рассмотрение проблемы субъектного состава гражданских правоотношений вопросом об абсолютных и относительных правах, в той мере, в какой эта классификация совпадает с делением гражданских прав на права вещные и обязательственные.

Можно указать на два основных направления, наметившихся в буржуазной цивилистической теории при разработке вопроса о характере, содержании и субъектном составе вещных и обязательственных правоотношений.

Согласно первому, в свое время господствующему, но и поныне обладающему большим удельным весом в буржуазной юриспруденции, воззрению, вещное право есть отношение человека к вещи, юридически закрепляющее его господство над вещью, тогда как обязательственное право есть отношение между людьми, отношение, по крайней мере, между двумя лицами, выступающими в нем в качестве носителей прав и обязанностей. Следовательно, если обязательственное отношение является правоотношением между двумя или несколькими лицами, то в отношениях вещного права налицо только один субъект прав, сам управомоченный, которому противостоит вещь как предмет его господства или власти.

Наиболее широкое распространение это воззрение получило в немецкой цивилистической, главным образом пандектной литературе [159] См., в частности, F. Savigny, Das Obligationenrecht als Teil cles heutigen römischen Rechts, 1851, стр. 4–5; F. Regtlsberger, цит. соч., стр. 72; H. Dernburg, Pandekten, 1902, стр. 47–48; A. Tuhr, цит. соч., т. II, стр. 133; Kuntze, Die Obligationen im römischen und heutigen Recht, 1886, стр. 100–101; E. Bekker, Grundbegriffe des Rechts und Mißgriffe der Gesetzgebung, 1910, стр. 105–106. . Но его разделяли также многие французские [160] См. G. Baudry-Lacantinerie et M. Chauveau, Traité théorique et pratique du droit civil. Les biens, 1896, стр. 3; Aubry et Rau, Cours du droit civil français, 1897, стр. 72; H. Capitant, Introduction a l'étude du droit civil, 1912, стр., 12; A. Colin et. H. Capitant, Cours élémentaire du droit civil français, 1923, стр. 104. и русские [161] См. В. Голевинский, О происхождении и делении обязательств, 1872, стр. 4; К. Победоносцев, Курс гражданского права, т. I, 1896, стр. 4; И. Трепицын, Гражданское право, 1914, стр. 4–5; Д. Мейер, Русское гражданское право, 1910, стр. 179–180. дореволюционные юристы.

Резкое противопоставление вещных прав правам обязательственным, вытекающее из проведенного таким способом различия в субъектных составах правоотношений обоего рода, основывается на лишении вещных прав их общественного содержания, на превращении права буржуазной собственности из юридической формы закрепления производственных отношений капитализма в фетишизированный образ отношений человека к вещи, господства человека над вещью, за которым в действительности скрываются отношения между людьми, отношения между классами, господство одного класса над другим. Но фетишизация правовых отношений, ограниченная пределами одного только вещного права, оказалась недостаточной для некоторых буржуазных юристов, утверждающих, что не только в вещных, но и в обязательственных правах имеют место не отношения между людьми, а отношения человека к вещи, с тем лишь различием, что если вещные права закрепляют отношения к определенной вещи, то обязательственные права выражаются в отношениях к массе вещей, образующих в своей совокупности имущество должника [162] См. Е. Gaudemet, Etude sur le transport de dette à titre particulier, 1898, стр. 30; H. Gazin, Essai critique sur la notion de patrimoine dans la doctrine classique, 1910, стр. 454–455; О. Jallu, Essai critique sur l'idée de continuation de la personne, 1902, стр. 69. .