Коллектив авторов - Полный курс уголовного права. Том I. Преступление и наказание

Толкование как герменевтическое действие подчинено последовательности этапов:

а) установления смысла закона (нормы);

б) суждения о совпадении смысла закона (нормы) со смыслом случая. Российская уголовная юстиция в начале XX в. подходила к толкованию законов следующим образом:

– толкование законов есть выяснение воли законодателя;

– толкование признавалось справедливым, если сила и значение каждого постановления закона определялись тем, чего хотел законодатель в момент его издания, т. е. если выражение воли законодателя совпадало со смыслом закона;

– если выражение смысла и сам смысл не совпадали, то обязательную силу имел истинный смысл закона, а не хотение законодателя;

– следовательно, задача толкования закона формулировалась как задача установления истинного смысла закона.

Без герменевтики невозможно обойтись при уяснении смысла всех институтов уголовного права: от преступления до наказания [196]. Надо сказать, что по этим и всем другим вопросам и проблемам уголовного права за многие столетия написаны горы литературы, но тема «не исписана», так как каждое историческое время вносит свои коррективы, требования, ограничения. То, что было хорошо еще вчера, становится совершенно неприемлемым сегодня. Так будет продолжаться и впредь.

Кроме того, с течением времени меняется и сам язык. Он живет и развивается. Точно так же живут и развиваются закон и право в целом. Иногда эти два процесса соединяются и получаются совершенно необычные, оригинальные результаты. По прошествии времени оригинальность этих результатов становится столь велика, что утрачивается первоначальное значение того или иного термина или слова, и перед потомками предстает нечто, что требует дополнительного изучения с целью адекватного понимания.

Уголовно-правовая герменевтика делает пока только свои первые шаги, поэтому наиболее целесообразно, на наш взгляд, показать значимость герменевтических изысканий на конкретных примерах, позволяющих понять механизм проникновения в глубь исследуемой материи.

Многие знают известную поговорку: «Елец – всем ворам отец», но мало кто знает истинный смысл этого выражения. А между тем он – этот смысл – весьма далек от буквального понимания сказанного.

Что такое «вор» с точки зрения современного русского языка? Это любой человек, посягнувший на чужую собственность. В более узком смысле это человек, тайно похитивший чужое имущество, совершивший кражу, в отличие от грабителя, открыто завладевшего чужой собственностью, и тем более разбойника, напавшего на жертву, т. е. применившего насилие с целью завладения чужим имуществом. Казалось бы, все ясно и понятно. Но так было не всегда.

В древнерусском языке воровство (как мы его сегодня понимаем) описывалось другим словом – «татьба». Тать – человек, совершивший татьбу, а матерый тать, рецидивист, назывался «татище». Русская Правда – древнейший отечественный кодифицированный источник права, содержит подробное описание составов татьбы: коневая, коровья, кримская, кромская, церковная [197].

Позже, в XV–XVI вв., в документах начинает фигурировать слово «вор». Постепенно этот термин наполняется определенным политико-правовым содержанием. «Вор» становится особым субъектом средневекового русского права [198].

Слово «воръ» поначалу, в X – XII вв., означало всего лишь ограду, забор, преграду (вероятно, как антипод слова «ров» – углубление, яма, овраг, канава) [199], а затем стало употребляться в значении злодей, мошенник. Даже В. Даль указывал, что встарь воровать означало смошенничать, сплутовать, а тать был тайным похитителем [200].

Для того чтобы понять, почему «забор» превратился в «злодея», необходимо погрузиться в самую пучину языка того времени, что сегодня почти невозможно, поэтому ограничимся лишь простой констатацией самого этого факта. Стоит также заметить, что дальнейшие метаморфозы с «вором» и «воровством» продолжались в последующие столетия. Более того, они происходят и поныне: всем известное словосочетание «вор в законе» – яркое тому подтверждение. Между тем простое этимологическое толкование этого понятия в будущем может быть таким же трудным, как трудно сегодня понять значение слова «вор», бытовавшее в XII в.

В XV–XVI вв. термин «вор» употреблялся, видимо, как жаргонное, идеологизированное и политизированное словечко, означавшее любые лживые действия против власти. (Вспомните: «забор», «преграда»; власть всегда «за забором», ее ругать не след, поэтому тот, кто ругает, преодолел эту преграду, перепрыгнул через забор). В основных юридических актах того времени, каковыми, несомненно, являются Судебники 1497 и 1550 гг., такого термина нет, он появляется позже и появляется в значении преступного деяния вообще [201].

Затем, в конце XVI – середине XVII в., воровство начинает пониматься как антигосударственное действие вообще. В период Смутного времени вором стали называть любого мятежника. Началось это с того, что меткий на язык русский народ прозвал Лжедмитрия II Тушинским вором [202]. Характеристика оказалась столь меткой и удачной, что прижилась и в дальнейшем стала использоваться для обозначения любой изменнической, мятежной, антигосударевой деятельности.

Приблизительно к тому времени относится и появление знаменитой поговорки: «Елец – всем ворам отец». Она появилась исторически одновременно с не менее знаменитым выражением: «С Дону выдачи нету». Это объясняется тем, что Дон и Елец, как окраины Русского госу дарства того времени, принимали к себе всех беглецов и обиженных государством людей, будь то беглый крестьянин, беглый каторжник или бунтовщик, «вор». Здесь они начинали как бы новую жизнь в качестве свободных граждан, вынужденных для собственного спасения охранять рубежи государства. И это обстоятельство делало их «чистыми» перед властями, снимало клеймо «воровства». Налицо определенный парадокс: человек, у которого не получилось «воровство власти», бежал от этой власти на границу (не за границу!), отстранялся от власти и начинал эту власть оберегать от внешних набегов, сохраняя при этом чувство внутренней независимости и, надо полагать, забывая в конце концов о самой власти, против которой еще недавно бунтовал.

Терминологические перевороты в законодательном языке не являются чем-то необычным, хотя и остаются явлением редким. Для лучшего понимания этого тезиса приведем лишь один пример познания древних смыслов через анализ всем знакомого слова «закон».

Есть старая русская пословица: «Рок на кону бьет, неурочье – за коном». Она связывает удивительные смыслы: кон и рок; неурочье и закон (закон – то, что за коном). Неурочье – это неудача, незадача, не рок, не судьба, несчастное время, недобрая пора. Вот это самое неурочье и бьет человека за коном (законом), тогда как на кону его бьет рок.