Коллектив авторов - Полный курс уголовного права. Том III. Преступления в сфере экономики

Итак, при краже обман – всего лишь средство получения доступа к имуществу, которым еще предстоит завладеть, а при мошенничестве – средство завладения имуществом с получением соответствующих «правомочий» на него. Поэтому ухищрения, направленные не на то, чтобы склонить потерпевшего к внешне добровольной передаче имущества, а лишь на создание условий для последующего его тайного изъятия, не могут составить признаков мошенничества. В частности, не содержит признаков мошенничества проникновение в квартиру потерпевшего под видом работника газовых сетей, сотрудника милиции или под иным вымышленным предлогом, чтобы затем, воспользовавшись оплошностью хозяина, в удобный момент незаметно завладеть его имуществом.

Так О., придя к В. домой, представился сантехником и попросил впустить в квартиру с целью проверки водопроводной системы. Войдя в квартиру, он начал осматривать трубы в ванной, а затем сказал, что для проверки нужно, чтобы соседи сверху включили воду в ванной. Когда потерпевшая ушла к соседям, О. похитил деньги из секретера и скрылся. В данном случае хотя и присутствовал обман, но он не был причиной передачи имущества, а лишь облегчил доступ к имуществу.

Отграничение мошенничества от кражи следует проводить с учетом того, что мошенничество включает в себя взаимодействие преступника и потерпевшего, без которого обман невозможен. Именно манипуляции виновного по вовлечению потерпевшего в передачу имущества составляют центральное звено механизма совершения мошенничества. Отсюда задача мошенника заключается в том, чтобы привлечь внимание потенциальной жертвы к возможности распорядиться своим имуществом, тогда как при краже, совершаемой в присутствии потерпевшего, задача вора состоит в том, чтобы отвлечь его внимание, дабы обеспечить тайность завладения имуществом.

Не является мошенничеством хищение имущества, которое было не передано, а доверено виновному, например для временного присмотра. Так действуют вокзальные воры, которые, войдя в доверие к ожидающим пассажирам, соглашаются «присмотреть» за их вещами и во время отлучки хозяев скрываются с ними. Кражей являются также завладение предметами одежды и обуви в магазине, выданными лицу не в пользование или в собственность, а для примерки.

Признание мошенничества оконченным во многом определяется признаком подвижности имущества, а также нормативно установленным моментом перехода права собственности на него. Если при хищении движимого имущества вполне применим старый и незатейливый способ – получить его в свои руки и скрыться, – то при мошеннических операциях с недвижимостью он вряд ли будет эффективным, так как право собственности и другие вещные права на недвижимые вещи, их возникновение, переход подлежат на основании п. 1 ст. 131 и п. 2 ст. 223 ГК государственной регистрации, с момента каковой указанные права возникают и у приобретателя.

По особенностям способа закон выделяет две разновидности мошенничества – завладение имуществом путем обмана и путем злоупотребления доверием, не раскрывая эти понятия.

Первое легальное определение обмана содержалось в УК РСФСР 1922 г., где говорилось: «Обманом считается как сообщение ложных сведений, так и заведомое сокрытие обстоятельств, сообщение о которых было обязательно» (прим. к ст. 187).

В последующих УК данная формулировка не воспроизводилась, но практика продолжала придерживаться приведенного определения. Так, Президиум Куйбышевского (ныне – Самарского) областного суда в постановлении по делу Ч. сформулировал: обман есть умышленное искажение или сокрытие истины с целью ввести в заблуждение лицо, в ведении которого находится имущество, и таким образом добиться от него добровольной передачи имущества, а также сообщение с этой целью заведомо ложных сведений. [159]

В науке обман также связывается с посягательством на истину, определяемым как «всякое искажение истины или умолчание об истине, где под истиной понимается правильное отражение действительности в мысли, сознании человека», [160]«сокрытие фактов или обстоятельств, которые лицо обязано было сообщить контрагенту», [161]«сознательное искажение истины или умолчание о ней», [162]«умышленное искажение или сокрытие истины с целью введения в заблуждение», [163]«сообщение ложных сведений либо сокрытие, умолчание о тех или иных обстоятельствах, сообщение о которых обязательно». [164]

Однако, памятуя об относительности истины, нельзя не согласиться с мнением, что более удачным представляется определение обмана как особого вида информационного воздействия на человеческую психику, которое состоит во введении в заблуждение другого лица или поддержании уже имеющегося заблуждения путем сообщения ложных сведений либо несообщения о сведениях, которые лицо должно было сообщить, с целью побуждения потерпевшего к соответствующему распоряжению имуществом. [165]

Итак, обман – это сообщение заведомо ложных сведений либо несообщение о сведениях, которые лицо должно было сообщить, с целью введения в заблуждение лица, в собственности или владении которого находится имущество, чтобы побудить его к «добровольной» передаче имущества в пользу обманщика или других лиц.

Все эти определения, подчеркивая наиболее важные признаки обмана, характеризуют его лишь в общем. Для уяснения же социально-психологической природы обмана как способа совершения мошенничества необходимо рассмотреть его объективные и субъективные признаки. Объективные признаки обмана анализируются при посредстве таких категорий, как «содержание», «формы» «приемы» и «средства обмана».

Содержание обмана составляют разнообразные обстоятельства, относительно которых преступник вводит в заблуждение потерпевшего, либо факты, сообщение о которых удержало бы лицо от передачи имущества.

Ответственность за мошенничество наступает независимо от того, обманывается ли потерпевший в отношении фактических обстоятельств или юридической стороны дела. Главное в том, что, по крайней мере, одно из обстоятельств, в отношении которых лжет виновный, служит основанием (разумеется, мнимым) для передачи ему имущества.

В связи с этим нельзя не заметить, что с криминологических позиций само существование обмана, равно как и качество конкретных его разновидностей, во многом связаны со степенью критичности потерпевшего, объективно способствующего своим поведением преступнику.

Вопрос об оценке действий обманщиков и предосудительности поведения их жертв долгое время был предметом теоретических дискуссий и неоднозначных практических решений в отношении лжепосредников и несостоявшихся по их вине взяткодателей. Сомнения вызывала сама возможность признания жертв преступления одновременно преступниками, хотя и не доведшими преступление до конца. Еще большие разногласия существовали относительно оценки поведения лиц, по вине которых они не только не завершили преступление, но сами оказались его жертвами.