Игорь Царьков - Развитие правопонимания в европейской традиции права

Разум человека открывает для себя, с точки зрения Ф. Аквинского, три «естественных нравственных закона». Первый – «каждая субстанция стремится к поддержанию своего существования в качестве субстанции соответствующего рода. Вследствие этого предрасположения действия, способствующие поддержанию жизни и позволяющие избежать смерти, отвечают естественному закону». Второй – «человеку присуще предрасположение, свойственное его природе, поскольку она не отличается от природы других животных… есть стремление к размножению своего рода и воспитанию потомства…». Третий – «человеку присуще предрасположение к своему благу, свойственное ему как существу разумному. Так, человек имеет по природе стремление познать истину о Боге и жить в обществе» [108] Коплстон Ф. Ч. Аквинат. Введение в философию великого средневекового мыслителя. – М.: Вестком, 1999. – С. 225. . Не следует относить Аквината, особенно по первым двум высказываниям, к типу новоевропейских мыслителей. Несомненно, первые два закона не есть результат эмпирического наблюдения или рефлексии, т. е. такие, как толкует эти положения Аквината Ф. Ч. Коплстон: «…изучая природу человека и его природные склонности, можно узнать, что является благом для человека, соответствующим его природе» [109] Там же. . Для Аквината как христианского мыслителя эти законы соответствуют божественному не в силу некоторой их очевидности, а в силу суждения о том, что Творец не мог создать свое творение в целях саморазрушения. Творец заинтересован в том, чтобы его творение («Град земной») продолжало свое существование (посылка преодоления гнозиса). Без этой предпосылки не был бы оправдан третий закон – естественное стремление человека к божественным истинам.

Человеческий закон должен дополнять естественный закон и выводиться из него двумя путями. Некоторые человеческие законы вытекают из естественного права в качестве «выводов из предпосылок», так, например, принцип «не убий» можно произвести из вывода, вытекающего из принципа, гласящего, что «человек не должен причинять вреда другому человеку». Второй путь – это когда позитивные законы вытекают из естественно-правовых дефиниций в качестве их «определения» или конкретизации. Естественно-правовая дефиниция дает общее понятие, позитивная – конкретное. Например, из естественного права вытекает, что злодей должен быть наказан, однако конкретная форма его наказания в каждом отдельном случае может быть разной – это и является конкретизацией естественного права.

Каким бы способом естественное право ни реализовывалось в позитивном, его положения являются обязательными для исполнения. Эти пути делают закон справедливым, т. е. соответствующим естественному праву, и поэтому человеческая совесть диктует необходимость выполнения такого рода предписаний.

Любой же закон, не соответсвующий естественному праву, «вообще не является законом», и совесть человека не может обязать его выполнять положения такого закона [110] Это положение Ф. Аквинского сохраняет свою актуальность и для современных естественно-правовых доктрин. .

Из все сказанного делалось заключение, что главы двух политий (светские князья и папа Римский) не могут находиться «вне закона». Даже если они обладают верховной властью законным образом изменять законы, то они не могут законным образом игнорировать их, т. е. главы двух сообществ (церковного и светского) могут создавать свои судебные системы, организовывать правительственные подразделения и управлять посредством права, которое они сами ввели и которое они могут сами изменить, но до этих пор они обязаны его соблюдать. Несоблюдение же ими своих собственных законов является условием ограниченного применения силы (неповиновения). Грациан и его последователи говорили, что папа Римский может быть низложен, если он нарушает закон.

Данная ситуация создала самое плодотворное «схоластическое» противоречие. Юристы XII–XIII вв. говорили, что долг короля и папы – подчиняться праву, что они находятся «под Богом и законом», что не король делает закон, а закон делает короля, однако они же говорили, что ни один судья не смеет оспаривать действия короля, что король «должен бы» подчиняться своим собственным законам, но от него нельзя законным образом потребовать этого [111] См.: Kantorowicz E. H. The King's Two Bodies A Study in Medieval Political Theory. Princeton. – N.-J., 1957. – P. 143–192. . Другими словами, средневековая правовая мысль строго следовала теологической концепции политической власти – власть короля по соизволению божьему, но из этого не делалось вывода о его вседозволенности, точнее право на политическую власть и объем власти – это не связанные линейно понятия.

Теологическая концепция властных отношений определяла двойственный характер власти. С одной стороны, власть понималась как институт (престол), с другой – как власть человека (короля). В этом немаловажную роль сыграла христианская религия и организационная форма католической церкви. Первые норманские короли, как на севере Европы, так и на юге, создавали новые государства по образу и подобию католической церкви. Помогая папскому престолу и ища у него поддержки, они заимствовали учреждения католической церкви для усиления своей власти на новых территориях. То новое, что создало католичество в целях организации своей деятельности, – это учреждения, обладающие правом на принуждение. Не папа римский имеет право издавать предписания, а папский престол.

Для пояснения следует обратить внимание на очень важный аспект христианской догматики – Бог наказал род людской смертью за первородный грех. Нет ничего в Граде земном, что не достойно было бы гибели. Призыв помнить о смерти, с одной стороны, означал помнить об ответственности за грехи перед Всевышним, с другой – направление усилий на создание элементов вечного в Граде земном (элемента Града божьего в Граде земном) – преодоление смерти. Чтобы преодолеть смерть, необходимо создать вечное, чтобы оправдать свою жизнь перед лицом Бога, необходимо каждому христианину быть сопричастным с вечным, католическая церковь – учреждение вечности, католическая церковь – тело Христово. Тело человека бренно, тело же Христа вечно. Но церковь будет институтом вечности, если она представляет не совокупность верующих лиц, даже если они самые достойные люди, а совокупность учреждений. Люди приходят и уходят – учреждения остаются. Даже если гипотетически представить исчезновение всего рода людского, то учреждения сохранятся, поскольку они не из мира реального, а из мира идеального. Таким образом, полномочиями на принуждение обладает не лицо (древний мир) и не «должностное лицо», повелевающее в силу меры личного достоинства и пра́ва, предоставленного гражданским сообществом (античный мир), а учреждения. Поэтому папа Римский имеет право издавать свои энциклики не потому, что он достойное лицо (лучший из лучших), а потому, что он папа Римский. Такая идея не была известна в предыдущие эпохи, и даже Римский магистрат вряд ли можно рассматривать как сформировавшееся государственное учреждение, он, скорее всего, был совокупностью должностных лиц.