Евгений Доля - Формирование доказательств на основе результатов оперативно-розыскной деятельности. Монография

Именно по мере реализации этой деятельности возникают – говоря точнее, формируются – доказательства как сведения о фактах и обстоятельствах, имеющих значение для уголовного дела. Минуя данную деятельность, невозможно обеспечить чувственное познание значимых для уголовного дела обстоятельств, вне которого невозможно не только формирование (появление) доказательств в уголовном судопроизводстве, но и создание предпосылок для осуществления дальнейшего процесса доказывания – проверки и оценки доказательств. Таким образом, сама действительность свидетельствует об отсутствии существования в ней доказательств в готовом виде. С учетом этого собрать доказательства невозможно.

Термин «собирание доказательств» находится в противоречии и с гносеологической стороной (основой) процесса доказывания. Он не выражает, затеняет, даже искажает ее. Называть собиранием доказательств часть доказывания, соответствующую чувственному познанию, значит не учитывать сути происходящего при этом сложного познавательного процесса, отвлекать внимание правоприменителей от существенного, определяющего в нем. Рассматриваемый термин не отражает возникновения и развития при производстве следственных и судебных действий знаний о преступлении, не позволяет понять, каким образом появляются доказательства – сведения о значимых для уголовного дела обстоятельствах. Его использование оставляет в тени особенности происходящего при возникновении доказательств чувственного познания, знание и учет которых позволяет законодателю сформулировать надлежащую правовую форму, реализация которой на практике ведет к формированию доброкачественных доказательств, соблюдению прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства.

Существо всех следственных и судебных действий, под которыми в настоящее время понимается собирание доказательств, заключается в происходящем при этом чувственном непосредственном и опосредствованном познании следователем (судьями) фактов и обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела. Оно начинается буквально с первого момента применения властными субъектами установленной законом для данных действий уголовно-процессуальной формы.

В случаях когда значимые для дела обстоятельства доступны чувственному непосредственному познанию в условиях производства соответствующих следственных и судебных действий, оно протекает по схеме, которая упрощенно может быть представлена в следующем виде: структурирование властным субъектом своего сознания и сознания участников следственного (судебного) действия на выделение в условиях его производства значимых для уголовного дела обстоятельств – восприятие властными субъектами (в досудебном производстве и понятыми) указанных обстоятельств и формирование в их сознании (через их ощущения, восприятия и представления) чувственных образов данных обстоятельств – отражение сведений о них в соответствующем протоколе.

При производстве следственных (судебных) действий, основу которых образует чувственное опосредствованное познание имеющих для дела обстоятельств, формирование доказательств осуществляется несколько по иной схеме. Огрублено ее применительно, например, к допросу можно представить так: структурирование сознания допрашиваемого на актуализацию у него образов, тех значимых для дела обстоятельств, которые он воспринимал ранее непосредственно сам (либо со слов других лиц), – воспоминание допрашиваемым данных обстоятельств, их образов – устное сообщение допрашиваемым сведений о данных обстоятельствах – формирование в сознании допрашивающего на основе воспринятого устного сообщения мысленных образов данных обстоятельств – отражение сведений о них в протоколе.

Таким образом, до осуществления чувственного непосредственного и опосредствованного познания, реализуемого при производстве соответствующих следственных и судебных действий, доказательств ни в природе, ни в обществе не существует. Они продукт, результат этого познания, осуществленного в рамках данных действий.

Термин «собирание доказательств» не согласуется и с правовой стороной доказывания. Он не охватывает и не выражает многообразия урегулированных законом условий и порядка, в которых осуществляются рассматриваемые действия, соблюдение которых только и обеспечивает появление доказательств (сведений) в уголовном процессе. Содержащийся в данном термине смысл ориентирует правоприменителя на собирание как бы уже существующих сведений, отвлекает его внимание от указанных условий и порядка, затрудняет понимание обусловленности ими относимости, допустимости и доброкачественности формируемых доказательств. Тем самым затеняется роль уголовно-процессуальной формы, в рамках которой только и может происходить формирование доказательств, отвечающих требованиям закона. Употребление данного термина создает предпосылки для использования на практике в качестве доказательств сведений, полученных за пределами предназначенной для этого уголовно-процессуальной формы.

Итак, то, что принято называть собиранием доказательств, если исходить из буквальной трактовки данного термина, ни в природе, ни в социальной действительности просто не существует. Поэтому термин «собирание доказательств» не имеет ни онтологического, ни гносеологического, ни правового обоснования. Он даже в самой общей форме не отражает анализируемой части действительности (доказывания), существо которой образует чувственное познание значимых для дела фактов, протекающее в рамках установленной законом уголовно-процессуальной формы.

Приверженцы взгляда на анализируемую часть процесса доказывания как на собирание доказательств прямо или косвенно, но фактически исходят из существования доказательств в готовом виде и поэтому отрицают возможность их формирования.

Например, В.И. Зажицкий аргументирует свою позицию тем, что «при производстве следственных действий сведения никто не может порождать или создавать. Они существуют объективно, как результат взаимодействия преступления и связанных с ним обстоятельств с материальным миром» [137].

Приведенная аргументация в методологическом отношении несостоятельна и поэтому неубедительна. Она строится на ложной посылке объективного существования сведений, которые «никто не может порождать или создавать». В действительности результатом «взаимодействия преступления и связанных с ним обстоятельств с материальным миром» являются не сведения, а следы преступления. Поэтому именно они, а не сведения о них, объективно существуют как результат взаимодействия преступления с материальным миром. Исходить из объективного существования сведений – значит приписывать действительности свойства, которыми она не обладает, а следовательно, и обрекать себя на неизбежные ошибки в последующих умозаключениях об этой действительности, ее законодательном регулировании и практических действиях по оперированию с ней.