Александр Сергеев - Российская государственность в XXI веке: основные проблемы. Монография

К церковному самосознанию народа и к произведениям мастеров древнерусской политической мысли следует прибавить стихийно формировавшуюся веками народную память – систему коллективных воспоминаний множества поколений о великих и малых событиях прошлого. Ярким примером этого служит масштабнейшая по своему времени Куликовская битва, состоявшаяся в 1380 году, память о которой сыграла весьма значительную роль в плане формирования вокруг Москвы нового исторического очага русской государственности. Более того, победа в ней во многом окончательно оформила и завершила результат исторического процесса, шедшего несколько предыдущих столетий и выразившегося в возникновении единой великорусской народности.

Изначально древнерусское государство нельзя было назвать моноэтническим. Многие восточнославянские племена, проживавшие на определенных территориях, смешиваясь друг с другом, формировали региональные субэтносы, отличающиеся друг от друга многими ментально-культурными особенностями. Помимо собственно восточнославянского социокультурного ядра, Древнюю Русь также населяли многие инонациональные группы. На восточной границе ее проживали тюркоязычные «черные клобуки», на севере – финно-угорские племена, на западе – литовские племенные союзы. Эти народности, сохраняя ментальные особенности, язык и культуру, проявляли лояльность древнерусскому государству, платили подати, несли военную службу. Таким образом, социокультурное устройство Руси изначально отличалось сложностью и многообразием. Этот фактор в значительной степени предопределил ее дальнейшее вековое развитие.

В середине XVI века, к моменту покорения войском Ивана Грозного Казанского, Астраханского и Сибирского ханств, Россия становится государством не только многонациональным, но и многоконфессиональным, что в условиях господствовавшего тогда Средневековья являлось серьезным историко-социальным феноменом. В указанный период времени в России имело место начало векового братского общежития между православием и традиционным исламом, а впоследствии и с иными конфессиями, господствовавшими в ее отдельных регионах. История идейно-политического синтеза православия с традиционными пророссийскими иноверческими мирами изучена слабо, и вопрос этот еще ждет своего исследователя. Тем не менее, на подсознательном уровне указанная система духовных и идейно-символических конструкций дала российской историко-культурной личности совершенно особенные очертания и свойства.

Смутное время в России, вызванное династическим кризисом, многочисленными экономическими бедствиями и масштабной военной интервенцией, поставило государство на край гибели. Эти годы показали, насколько в обществе, с трудом изживающем из себя феодально-удельные пережитки, было сильно значение крепкой единоличной власти. Межсословная рознь, существовавшая в то время, представляла едва ли не большую опасность, чем нападение внешнего врага. Преодолеть смуту в обществе оказалось возможным лишь в результате создания всесословного земского ополчения и консолидированного избрания на престол нового монарха и новой династии. Последствия Смуты преодолевались затем многими десятилетиями.

В середине XVII века в России происходит церковный раскол. Он наносит русскому обществу большую травму. По некоторым данным, раскольниками стала пятая часть тогдашнего населения. Его негативным следствием оказалось значительное ослабление роли церкви в российском обществе в качестве общенациональной цементирующей силы. Петровская секуляризация церкви, осуществленная на полвека позже, во многом лишила ее также идеологической и социально-политической независимости, что резко сузило ее возможности осуществлять необходимое обновление идейно-смысловой базы жизнедеятельности российского общества в соответствии с требованиями времени.

Петровские реформы, осуществленные в начале XVIII века, резко усилили возможности российского государства, но, в то же самое время, привели к бескомпромиссному слому господствовавшей ранее многовековой старо-московской традиционности. Петровская «модернизация», однако, в корне отличалась от одновременных с нею европейских процессов становления буржуазных отношений, шедших рука об руку с протестантской Реформацией. Одним из таких отличий стало то, что европейский «правовой барьер», ставший альфой и омегой всей западной общественной жизнедеятельности, Россией взят не был. Иными словами, право в России не приобрело характера всеобщего и верховного регулятора социальной жизни, по-прежнему оставаясь на вторых, «дополнительных» ролях, в то время как старая допетровская система обычаев и традиций была, как мы уже сказали, безжалостно уничтожена. Всеобщим доминирующим регулятором жизни в послепетровское время стала культура – трудно формализуемая система образцов поведения, взятая из реальной жизни, а также из произведений мастеров творчества – устного народного жанра, живописи, литературы и т. д. Этот удивительный феномен русской жизни до сих пор слабо изучен, между тем как он до сих пор в неявном виде регулирует функционирование общероссийской повседневности.

В течение всего XVIII века стремительно росли роль и статус российского дворянства. Из сословия, осуществляющего служилые функции, оно превратилось в полноценную элитную прослойку, властные прерогативы которой твердо гарантировались существовавшим тогда самодержавием. В то же самое время рост социального статуса дворян происходил одновременно со снижением градуса их социальной ответственности. Суровая система обязанностей, которыми дворянство наделил Петр, неуклонно уменьшалась его преемниками, все более превращающими данную группу людей из сословия «для службы» в сословие «для себя». Кризис элиты стремительно нарастал, и уже к началу XIX века эта прослойка не стремилась ни к каким серьезным общественным переменам, заботясь в основном о собственном социальном благополучии. Множество ярких исключений (декабристы, мастера культуры «золотого века», многочисленные яркие публицисты) лишь подтверждало указанное правило.

Нарастающий элитный кризис стал дополняться во второй половине XIX века кризисом идейно-смысловым. Блестящие победы России на Балканах в эпоху русско-турецкой войны 1877–1878 годов, едва не приведшие к исполнению русской вековой мечты – поднятия Креста над Святой Софией и взятию Россией контроля над христианскими святынями Палестины, были перечеркнуты крупнейшими европейскими военными державами того времени. Созвав Берлинский Конгресс в 1878 году, они фактически свели к нулю какое-либо серьезное участие России в разрешении балканских дел и, тем более, перспективы реализации заявленных глубинных целей. Масштабное разочарование той эпохи стало приводить к отходу значительного сегмента российского общественного актива от православной идеологии. Основная его часть стала находить поддержку в марксизме – передовом революционном учении того времени. Успеху развития марксизма в России также способствовали происходящие в стране социально-экономические процессы, в ходе которых в обществе росло отторжение европейского капиталистического духа, и поиск идейных конструкций построения «царства божия на земле», изобильной и социально-справедливой общины будущего, приобрел исключительную актуальность.