Екатерина Юрчак - Теория вины в праве. Монография

Законодательство Петра I продолжило традицию применения принципа коллективной ответственности: очень часто заставляло отвечать за действительных виновников или вместе с ними их жен и детей, родственников и свойственников, иногда даже посторонних им лиц 47.

При рассмотрении дел, связанных с дезертирством военнослужащих, применялся институт децимации. Во-первых, казнили главу полка или роты, во-вторых, из рядовых по жребию выбирали и казнили каждого десятого, а остальных наказывали иным способом. При этом закреплялась возможность доказать отсутствие своей вины и получить пощаду (артикул 97) 48.

Дальнейшее развитие принципы индивидуализации ответственности и субъективного вменения получили в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года 49. Под виной понималось умышленное или неосторожное отношение лица к деянию. Выделялись следующие формы вины: умысел (с заранее обдуманным намерением или с внезапным побуждением) и неосторожность (при которой последствия деяния не могли быть с легкостью предвидимы или при которой вредных последствий невозможно было предвидеть вообще).

Учитывалась мера вины (глава 3, отдел 3), приводились обстоятельства, ее увеличивающие и уменьшающие. Так, умысел и высокая степень безнравственности побуждений (мотивов) учитывались в качестве отягчающих обстоятельств. Невежество, легкомыслие, состояние аффекта смягчали наказание (глава 3, отделы 4 и 5) 50.

В Уложении были перечислены случаи, при которых «содеянное не должно быть вменяемо в вину»: случайность, безумие, необходимая оборона, непреодолимая сила освобождали от уголовной ответственности.

Но Уложение так же, как и предыдущие нормативные акты, не отошло полностью от принципа объективного вменения. Исключения из принципа вины как следовали прямо из норм закона, так и выводились путем толкования норм. Так, например, штраф (пеню), назначенный юридическому лицу, обязаны были уплатить все его члены, их личная виновность при этом не учитывалась. При этом штраф платили и те лица, которые не знали и не могли знать о совершении правонарушения, а также и душевнобольные 51.

В 1903 году коллективом отечественных ученых-юристов: Н. А. Неклюдовым, Н. Д. Сергиевским, Н. С. Таганцевым, И. Я. Фойницким – был подготовлен проект нового Уголовного уложения, который содержал нормы, определяющие конкретные критерии вменяемости – юридический и медицинский; обстоятельства, исключающие уголовную ответственность; возрастные границы привлечения к уголовной ответственности.

Предложенный проект нашел свое отражение в принятом 22 марта 1903 года Уголовном уложении 52лишь частично. Понятие вины в нем близко к современному, вина определялась как внутреннее отношение лица к совершенному деянию в форме умысла или неосторожности 53. Умысел уже не делился на заранее обдуманный и внезапно возникший. Виды неосторожности выделялись следующие: преступная небрежность (не предвидел последствий, хотя должен был и мог их предвидеть) и преступная самонадеянность (предвидел наступление последствий, но легкомысленно рассчитывал их предотвратить).

Уголовным уложением провозглашались отказ от принципа объективного вменения, принцип индивидуализации наказания.

В отличие от уголовного законодательства, дореволюционное гражданское право исходило из того, что обязательства должны исполняться надлежащим образом. По причине неопределенности и краткости законодательных положений степень вины должника в должной мере не учитывалась 54, что критиковалось практически всеми цивилистами 55.

Но уже при подготовке проекта Гражданского уложения 1905 года 56в центре внимания его разработчиков оказались вопросы вины и ее влияния на гражданско-правовую ответственность. В результате была выработана норма, в соответствии с которой должник отвечает за убытки, причиненные верителю неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства, если не докажет, что исполнение обязательства вполне или в части сделалось невозможным вследствие такого события, которого он, должник, не мог ни предвидеть, ни предотвратить при той осмотрительности, какая требовалась от него по исполнению обязательства (случайное событие). Вопрос же о том, не исполнил ли должник обязательство с умыслом причинить верителю убытки или без умысла, а лишь относясь безразлично к сознаваемому или невыгодному положению верителя, не получающего удовлетворения, не имел никакого значения для имущественной ответственности. Общим правилом для признания должника, соответственно, виновным или невиновным в неисполнении обязательства проект российского Гражданского уложения признавал отвлеченное понятие о степени осмотрительности рачительного, заботливого хозяина 57.

Таким образом, в дореволюционном законодательстве понятие вины было близко к современному: в уголовном праве вина определялась через ее формы как психическое отношение лица к совершенному деянию, а в гражданском – через непринятие соответствующих ситуации мер.

1.3. Вина в советском праве

Политические преобразования в России, вызванные революцией 1917 года, повлекли изменение законодательства, в том числе и норм, регулирующих применение мер юридической ответственности за правонарушения.

Перед новой советской правовой наукой стояла задача по преодолению влияния буржуазного юридического мировоззрения, в связи с чем предлагалось изъять из уголовного права понятия «вина», «вменяемость», «наказание» как буржуазные 58.

Ни в Уголовном кодексе от 1 июня 1922 года 59, ни в Основных началах уголовного законодательства СССР и союзных республик от 31 октября 1924 года 60, ни в Уголовном кодексе от 1926 года 61понятие «вина» не употребляется, хотя сохранены формы вины: умысел и неосторожность. Основанием уголовной ответственности является общественная опасность – либо субъекта, либо деяния, либо того и другого. Умысел или неосторожность и вменяемость представляются как необходимые условия назначения наказания.

Исключение из уголовного законодательства всякого упоминания о вине и виновности по-разному оценивалось учеными того периода. Одни авторы видели в этом несомненное проявление влияния социологического направления (А. А. Пионтковский) 62. Другие рассматривали это как принципиальный разрыв со старым буржуазным уголовным правом, избавление от прошлого наследия. Так, М. А. Чельцов-Бебутов, считая правильным отказ законодателя от принципа вины, писал: «Здесь как раз очень важно было освободиться от гипноза старых формул. Слишком уж идея вины срослась за века своего существования с идеей свободы воли, с одной стороны, и с идеей справедливого воздаяния – с другой» 63. На этом основании автор считал, что следующим шагом законодателя должен быть отказ от понятий умысла и неосторожности, которые, по его мнению, практически не нужны 64. Такой подход можно объяснить тем, что некоторые ученые специфику нового советского права видели в замене наказания мерами социальной защиты и в отказе от принципа вины 65.