Александр Чучаев - Уголовно-правовые взгляды Н.Д.Сергеевского

Этот непосредственный материал представляется, однако, недостаточным для достижения указанной цели науки, во всей ее полноте. Никакие логические операции над одними формулами положительного уголовного права не приведут исследователя к выполнению научных задач как в вопросах de lege lata, так тем более в вопросах de lege ferenda. Для этого необходимо привлечь массу другого материала и неукоснительно пользоваться им для построения выводов и обобщений.

Прежде всего, нельзя не видеть, что наука уголовного права не может ограничить свой материал одним только уголовным положительным правом. Выделить уголовный закон от других областей права и рассматривать совершенно отдельно нет никакой возможности; возьмем любую статью уголовного Уложения, например статью о похищении чужого имущества, и мы увидим, что даже ее понимание возможно только тогда, когда нам предварительно известен целый ряд определений права гражданского, государственного и т. д. Криминалист, ограничивающий свои занятия только уголовными законами, изучает одну только форму, не касаясь ее содержания; он знает, как наказывает закон, но очень часто не знает, за что наказывает закон и что стремится он охранить своей карой.

Затем, научное исследование не может ограничиться положительным правом одного какого-либо народа (правом отечественным). В качестве необходимого материала должны быть привлекаемы определения права других государств. Такой прием исследования именуется, как известно, сравнительным методом. Цивилизованным народам нашего времени не суждена замкнутая жизнь; международные влияния проникают во все сферы, и игнорировать их мы не можем. Перенесенное на родную почву, чужестранное учреждение приносит с собой и в самом себе свое право. Постоянные международные сношения имеют своим последствием развитие целого ряда, так сказать, общенародных институтов, которые нисколько не мешают самостоятельному развитию учреждений национальных, но для собственного своего приложения и понимания требуют знакомства с правом других стран. Примеры многочисленны и известны всем: все наше новое судопроизводство иностранного происхождения. Можно сказать, что все современные уложения Европы, в том числе и наше, не остались без иноземного влияния; иначе и быть не может. Вся задача при пользовании чужеземным материалом заключается в том, чтобы не дать ему того значения, которого он не имеет, – он должен служить средством для ознакомления с опытом других народов и запасом готовых знаний, но не предметом слепого подражания. Проповедывать исключительно национальную замкнутость значит отрицать всю новейшую историю и ставить на место реальной действительности свою собственную, произвольную утопию.

Этим расширением национальных рамок резко отличается юриспруденция нашего времени от начал исторической школы, хотя и представляет собой не более, как последовательное проведение и развитие основных принципов этой школы. Историческая школа принимала, что содержание права с естественной необходимостью вытекает из внутренней сущности нации и ее истории; но процесс многообразного воздействия чуждых, ненациональных правовых элементов на национальные не был ею оценен во всем его значении. Такое ошибочное представление имело своим последствием, что научно-юридическое исследование заключено было в территориальные границы и национальность возведена была в единственный и исключительный принцип правообразования. Для нашего времени это увлечение национальным принципом отжило свой век.

Далее, вслед за указанным материалом положительного права, выдвигается, в качестве тоже необходимого для позитивного исследования, материал бытовой, то есть господствующие в обществе правовоззрения, хотя бы и не нашедшие себе выражения в положительном праве. Этот бытовой материал необходим для науки уголовного права по отношению ко всем целям, которые она преследует: он необходим и для практического применения закона, и для его понимания и критики, и, наконец, в вопросах de lege ferenda.

Хороший практик-судья должен быть знаком с множеством бытовых черт своего народа, знание которых необходимо для правильного приложения уголовного закона, но которые совершенно чужды иностранцу и могут быть чужды даже русскому человеку в силу особенностей его воспитания и образования. Такое знание необходимо, например, при обсуждении случаев семейной и домашней кражи в крестьянских семьях, где большая часть движимого имущества считается общей; при обсуждении так называемых символических оскорблений и т. п. Определение субъективной виновности во многих случаях пользования и присвоения чужого имущества, равным образом, может быть сделано правильно лишь при посредстве знания различных обычаев и воззрений народных и т. д. «Даже для надлежащего уразумения положений Уложения о наказаниях, – говорит Кистяковский, – изучение обычаев народа представляет величайшую важность и в состоянии бросить яркий свет на иные постановления наших уголовных законов. Более обширными и более обстоятельными исследованиями можно будет доказать, что то, что считается в наших законах заимствованным из церковного права или иностранных обычаев или законов, есть кость от кости и плоть от плоти народной».

Значение народных правовоззрений в вопросах de lege ferenda не подлежит никакому сомнению; но ближайшее определение этого значения представляется делом весьма сложным.

В литературе уголовного права мы находим по этому вопросу, большей частью, лишь общие указания: «всякое правоопределение, говорят, например, немецкие писатели, должно соответствовать живущей в обществе идее о справедливом»; «уголовные законы, не основанные на обычаях страны, всегда будут заключать в себе нечто отталкивающее, возбуждающее сомнение… уважение к ним поэтому ослабляется»; «общенародные правовоззрения должны лежать в основе уголовного правосудия, в противном случае оно не будет иметь жизненной силы» и т. д. Из наших писателей Муллов (Значение народных юридических обычаев. Журн. М-ства юстиции. 1862) прямо говорит о возведении юридических обычаев в закон: «такой закон, созданный из свежего материала, всегда будет жизненным, целительным, а не мертвой только буквой, формой, созданной отвлеченно от жизни, ее условий, потребностей. Законодатель должен подметить проявление юридической, самобытной народной жизни, юридические обычаи и потом, подметивши, собравши их, возвести к единству, к общим началам и на основании уже этих начал и общих выводов создать закон, который бы ближе подходил к условиям и требованиям живой народной жизни. Однако думается нам, даже самый ярый поклонник народных обычаев должен согласиться, что существуют такие обычные правила и такие правовоззрения, внесение которых в кодекс равнялось бы возвращению к первобытному, младенческому строю правосознания. В самом деле, нормы народных правовоззрений, если они не устарели, могут соответствовать лишь наличным, настоящим потребностям и интересам, настоящим условиям жизни; народные правовоззрения суть правовоззрения большинства. Между тем государство имеет в виду, кроме настоящего, также и интересы, и цели будущего; оно является представителем и охранителем не только большинства граждан, но и самого ничтожного меньшинства.