Виктор Бочаров - Антропология права. Статьи, исследования

Конфликт правовых культур, характерный для Востока в целом, в экономической сфере представлен наличием обширного неформального сектора, который в ряде государств Востока подчас достигает впечатляющих масштабов, превосходя формальный сектор. Этот сектор (или «неформальная экономика» – НЭ), который функционирует по неписаным законам, с конца XX столетия является объектом особого внимания исследователей при изучении ими развивающихся экономик. В статье «Экономика Востока в антропологической перспективе» представлены различные точки зрения ученых на причины данного феномена, а также рассматривается роль культуры, включая правовую, которую она играет в социально-экономическом процессе.

В статье «Женщина как правовой ресурс мужской власти» я постарался показать, что политико-правовой статус мужчины, в том числе и современного, как и в архаические времена, во многом зависит от его взаимоотношений с женщинами, прежде всего от общественного положения его брачной партнерши, но не только. Немалую роль играет и его сексуальное поведение в принципе, которое «считывается» окружением в качестве символа правового статуса.

Особое внимание в книге уделено российской тематике. Опровергается широко распространенная точка зрения об «уникальном пути России», который действительно имеет место при сравнении с Западом. Однако «российский путь» полностью утрачивает свою оригинальность при рассмотрении его в контексте развития Востока. Это относится, в частности, к правовому нигилизму, о господстве которого в отечественном общежитии немало говорится в последнее время.

В статье «Обычно-правовые представления русских о собственности на землю в дискурсивных практиках современного крестьянства» показано, как в ментальности современного крестьянства продолжают функционировать обычно-правовые представления о праве собственности на землю, свойственные этому сословию еще в XIX в. (о чем свидетельствуют приводимые в работе этноисторические данные). Эта статья написана совместно с моим аспирантом А. И. Рябикиным, который работал в кадастровой комиссии, где не раз был свидетелем порой ожесточенных дикуссий по поводу границ между земельными наделами. Утверждая свою правоту на владение земельным участком, современные крестьяне чаще всего апеллировали не к закону, а к обычному праву. Показательно, что и чиновники, выступавшие в качестве арбитров, которые по долгу службы, казалось бы, должны были руководствоваться Земельным кодексом РФ, прибегали к той же аргументации. Более того, политики высокого ранга при обсуждении Земельного кодекса РФ, мотивируя свое отношение к введению частной собственности на землю, мыслили в рамках все той же «архаической» правовой культуры. Это представлено в статье «Обычное право в российском политическом дискурсе в периоды реформирования отношений собственности на землю».

В статье «Обычное право собственности и „криминальное государство“ в России» я постарался показать, что обычное право (неписаные законы) играют главную роль не только в крестьянском общественном сознании. В частности, принятые в России законы, закрепляющие право частной собственности в целом, не соответствуют обычно-правовым представлениям, а поэтому не воспринимаются большинством населения страны в качестве легитимных. Характеризуя это правосознание, я использовал собственные наблюдения, проводившиеся в советское время и на «сломе эпох» в 1990-е гг., когда конфликт правовых культур переживался индивидуальным мышлением особенно остро, а также воспоминания (метод автоэтнографии), связанные с этим периодом. Из этого следует вывод: конфликт культур, отчетливо прослеживаемый в правосознании россиян, является главным препятствием проводимым в стране реформам.

В целом данный сборник ориентирован на использование в качестве учебного пособия студентами и магистрантами, изучающими антропологию права. Также он может представлять интерес и для юристов, антропологов, востоковедов, этнографов и культурологов.

В. В. Бочаров январь 2013 г.

В отечественной научной традиции термин «антропология» ассоциируется с физической антропологией как наукой о расах и происхождении человека. Однако в Западной Европе с середины XIX в. складывается понимание антропологии как научной дисциплины, занимающейся изучением архаических (традиционных, традиционалистских) обществ – или даже шире – неевропейских обществ, которые в своем большинстве продолжают сохранять «архаический» социокультурный субстрат: традиционные формы корпоративности, основанные на половозрастных характеристиках и принципе родства, мировоззренческие и идеологические представления «иррационального» типа. «Восточные» общества наряду с «дикарями» в соответствии с господствовавшим тогда эволюционизмом рассматривались как своего рода музей Цивилизации: «Великое различие между Востоком и Западом заключается в том, что прошлое Запада живет в настоящем Востока» (Мэн 1873: 100). Можно сказать, что антропология при таком подходе практически смыкалась с востоковедением. Сегодня область антропологии существенно расширилась: по своему содержанию эта наука представляет собой «сравнительное народоведение» (в которую в качестве составной части входит и физическая антропология). Поэтому данная дисциплина органично вписывается в учебный план восточного факультета СПбГУ, на котором изучаются народы Азии и Африки.

Современную антропологию в последнее время чаще всего определяют как «социально-культурную», хотя приняты и другие обозначения: социальная антропология, культурная антропология, этнология. Исторически сложилось так, что первое название преимущественно употребляется в Англии, второе – в США, третье – во Франции. На самом деле объект исследования данных дисциплин один и тот же – различные народы и их культуры.

Закономерно, что наибольшее развитие социально-культурная антропология получала в странах, имевших богатый опыт взаимодействий с разными народами. Поэтому зарождение антропологических идей фиксируется уже в Античном мире – в Афинах и Риме. Сравнивая себя с «азиатами», древние высказывали предположение, что свойственные последним деспотические формы правления являются следствием их психологической предрасположенности к ним, обусловленной, в свою очередь, климатическими условиями жизни. Это получило название географического детерминизма, который удерживается в науке до сих пор (С. Ханингтон, Н. Данилевский Л. Гумилев и др.).