Олег Сыромятников - Поэтика русской идеи в «великом пятикнижии» Ф. М. Достоевского

Только 23 марта 1868 г. Достоевский сообщает жене: «Давеча мне хотя и мерещилось, но я всё-таки окончательно ещё не выяснил себе эту превосходную мысль, которая мне пришла теперь! Она пришла мне уже в девять часов или около, когда я проигрался и пошёл бродить по аллее. (Точно так же в Висбадене было, когда я тоже после проигрыша выдумал «Преступление и наказание»)» [28, 2; 290]. В итоге потребовалась корректировка основного сюжета и композиции последующих частей. Однако работа продвигалась медленно, что было связано с постоянными материальными и бытовыми затруднениями, беременностью жены, а затем рождением и смертью дочери Софии. В конце июня Достоевский пишет Ивановой о том, что ещё не закончена вторая часть, а «роман длиннейший и остаётся его писать еще 30 печатных листов» [28, 2; 306].

Вследствие того, что идейный синтез задерживался, основной сюжет начал дробиться, и от него стали отходить новые периферийные линии. Писатель начал расширять сюжетное пространство романа, пытаясь найти выход хоть к какой-нибудь развязке. Это происходило от того, что единое, цельное представление о романе в творческом сознании писателя появилось только к началу работы над его последней, четвёртой частью. 21 июля 1868 года

Достоевский пишет А. Н. Майкову: «Романом я недоволен до отвращения. Работать напрягался ужасно, но не мог: душа нездорова. Теперь сделаю последнее усилие на 3‑ю часть. Если поправлю роман – поправлюсь сам, если нет, то я погиб» [28, 2; 310].

Наконец к началу осени 1868 года идейный синтез полностью завершился, и 26 октября Достоевский пишет С. А. Ивановой и А. Н. Майкову: «Через 2 месяца кончается год, а из 4‑х частей мною написанного романа окончено всего 3, а 4‑я самая большая ещё и не начата. <���…> Наконец, и (главное) для меня в том, что эта 4‑я часть и окончание её – самое главное в моём романе, то есть для развязки романа почти и писался и задуман был весь роман» [28, 2; 318]; «Работа меня измучила и истощила. Вот уж год почти как я пишу по 3 1/ 3листа каждый месяц – это тяжело. Кроме того, – нет русской жизни, нет впечатлений русских кругом, а для работы моей это было всегда необходимо. Наконец, если Вы хвалите мысль моего романа, то до сих пор исполнение его было не блестящее. Мучает меня очень, что напиши я роман вперёд, в год, а потом месяца два-три переписки и поправки, и не то бы вышло, отвечаю. Теперь, как уж всё мне самому выяснилось, я это ясно вижу. <���…> А между тем 4‑я часть (большая, 12 листов) – весь расчёт мой и вся надежда моя! Теперь, когда я всё вижу как в стекло, – я убедился горько, что никогда ещё в моей литературной жизни не было у меня ни одной поэтической мысли лучше и богаче, чем та, которая выяснилась у меня для 4‑й части, в подробнейшем плане. И что же? Надо спешить изо всех сил, работать не перечитывая, гнать на почтовых…» [28, 2; 320].

И уже непосредственно завершая работу, 11 декабря 1868 года Достоевский пишет Майкову: « Я решил кончить всё , и 4‑ю часть и заключение, в декабрьском № нынешнего года… <���…> Я вдруг увидал, что я это в состоянии сделать, не портя романа очень. К тому же всё, что осталось, всё уже записано более или менее начерно и я каждое слово наизусть знаю. Если есть читатели «Идиота», то они, может быть, будут несколько изумлены неожиданностью окончания; но, поразмыслив, конечно согласятся, что так и следовало кончить. Вообще окончание это из удачных, то есть собственно как окончание; я не говорю про достоинство собственно романа; но когда кончу, кой-что напишу Вам как другу, что я думаю сам о нём» [28, 2; 327]. Это письмо Майкову неизвестно. Зато хорошо известна авторская оценка оконченного романа, данная в письме С. А. Ивановой 25 января 1869 года: «Романом я не доволен; он не выразил и 10‑й доли того, что я хотел выразить, хотя всё-таки я от него не отрицаюсь и люблю мою неудавшуюся мысль до сих пор» [29, 1; 10]. Заметим, что эта оценка со временем не претерпела значительных изменений: «Хоть «Идиот» и не удался…» [29, 1; 123] и т. п.

Следует указать на обстоятельство, имеющее особое значение для изучения творческой истории романа. Бóльшая часть подготовительных и черновых материалов к «Идиоту» не сохранилась. По свидетельству А. Г. Достоевской, из-за опасения обыска на границе перед возвращением в Россию были уничтожены рукописи романов «Идиот», «Бесы» и рассказа «Вечный муж» [89] Достоевская А. Г. Воспоминания. – СПб: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011. – С. 206. .

Окончательный текст романа состоит из четырёх частей, каждая из которых содержит неравное количество глав и главок, не имеющих заглавий. Заметно, что главы первой части (раскрывающие события от встречи Мышкина и Рогожина в поезде до отъезда Настасьи Филипповны с Рогожиным в день её рождения) отличаются стилистическим единством, экспонентной динамикой сюжета, отчётливыми контурами характеров. Между тем эта часть романа возникла и была напечатана тогда, когда ни продолжения, ни тем более финала в творческом сознании автора ещё не существовало.

Во время работы над романом русская идея постоянно находилась в поле онтологического и творческого внимания писателя. Н. Ф. Буданова замечает, что «уже ко времени работы над романом «Идиот» на основе развития «почвеннических» взглядов <���…> у Достоевского складывается своеобразная историко-философская концепция Востока и Запада с её главной идеей особой роли России, призванной объединить славянский мир и нравственно обновить духовно разлагающуюся Европу» [90] Буданова Н. Ф. Комментарий к Полн. собр. соч. Ф. М. Достоевского в 30 томах. – Л.: Наука, 1975. – Т. 12. – С. 166. . В сентябре 1867 г. писатель посетил заседание конгресса «Лиги мира и свободы», проходившего в Женеве. Он так сообщает об этом С. А. Ивановой: «Что эти господа, – которых я в первый раз видел не в книгах, а наяву, – социалисты и революционеры, врали с трибуны перед 5000 слушателей, то невыразимо! Никакое описание не передаст этого. Комичность, слабость, бестолковщина, несогласие, противуречие себе – это вообразить нельзя! И эта-то дрянь волнует несчастный люд работников! Это грустно. Начали с того, что для достижения мира на земле нужно истребить христианскую веру. Большие государства уничтожить и поделать маленькие; все капиталы прочь, чтоб всё было общее по приказу, и проч. Всё это без малейшего доказательства, всё это заучено ещё 20 лет назад наизусть [91] В 1848 г. в Лондоне был опубликован «Манифест коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса. , да так и осталось. И главное, огонь и меч – и после того как всё истребится, то тогда, по их мнению, и будет мир» [28, 2; 224–225].

Достоевский много внимания уделяет внешнему аспекту русской идеи , анализируя события европейской жизни: «Небо заволакивается облаками. Наполеон объявил, что сам уже заметил у себя на горизонте чёрные точки. Чтоб поправить мексиканский, итальянский и, главное, германский вопросы, ему надо отвлечь умы войною и угодить французам старым средством: военным успехом. И хоть французов теперь этим, может быть, и не надуешь, но война очень может быть, что и будет» [28, 2; 223]; «Что-то скажет политика? Чем-то развяжутся все эти ожидания. Наполеон как будто к чему-то и готовился» [28, 2; 228]; «Для чего Наполеон увеличил своё войско и рискнул на этакую неприятную для народа своего вещь, в такой критический для себя момент? Ч<���ёрт> его знает. Но добром для Европы не кончится. <���…>. Плохо, если и нас замешают. Кабы только хоть два годика спустя. Да и не один Наполеон. Кроме Наполеона страшно будущее, и к нему надо готовиться. Турция на волоске, Австрия в положении слишком ненормальном <���…>, страшно развившийся проклятый пролетарский западный вопрос (об котором почти и не упоминают в насущной политике!) <���…> К этому России непременно надо готовиться и поскорей, потому что это, может быть, ужасно скоро совершится» [28, 2; 281].