Коллектив авторов - Мишель Фуко и литература (сборник)

Миф, открывающий пространство «Диалогов» и в котором имели место, пытаясь присоединиться к нему, три его формы, в конце концов, находит реальность, к которой устремлены слово и мечта, только в первом лице «Прогулок одинокого мечтателя»: это лицо – единственное, что мечтает и говорит.

– Не являются ли Диалоги произведением сумасшедшего?

– Этот вопрос имел бы значение, если бы имел смысл; но творчество, по определению, – это не – сумасшествие.

– Структура произведения может оставить впечатление зарисовки болезни.

– Ясно, что сближение не есть истина.

– Вы ему запретили быть истиной, упорствуя в том, чтобы не говорить ни о бреде, ни о преследовании, ни о патологической вере и т. д.

– Я даже притворился, что не знаю, что безумие присутствовало повсюду, ранее «Диалогов»: мы наблюдаем его рождение и можем проследить его присутствие во всей переписке, начиная с 1765 г.

– Вы поместили творчество до возможности безумия. Как если бы получше стереть безумие из творчества; вы не назвали тех пунктов, в которых бред взрывается. Кто может поверить, если он обладает здравым смыслом, что Корсика была аннексирована, чтобы расстроить Руссо?

– Какое творчество требует, чтобы к нему прибавили веру, если оно – творчество?

– В чем оно стало хуже, если оно бредовое?

– Это странное соединение слов, весьма варварское (и так часто хвалимое сегодня), – соединение творчества и бреда; творчество не может осуществляться в бреду; оно может быть только речью, которая делает его возможным изнутри себя, и более того – открывает его в эмпирическом пространстве безумия (подобно тому, как можно открыть его в эротизме или мистицизме).

– Значит, может существовать бредящее творчество, которое не является «бредовым».

– Только речь может быть бредящей. «Бредящая» здесь – причастие настоящего времени.

Мишель Фуко: философ, историк, писатель, лектор, университетский преподаватель, скандальный персонаж, участник демонстраций, автор «смерти человека»… Кто такой Фуко, чье имя не перестает упоминаться в культуре вот уже полвека?.. Может, он и есть тот необъятный, текст, необъятная машина, находящаяся везде и в то же время не уловимая нигде. Текст, для интерпретации которого написаны уже миллионы других текстов… Подобна я мысль заманчива, но сам Фуко в собственных текстах противился и такому толкованию.

Наследие Фуко интерпретируется различными областями науки, сами эти интерпретации делают образ философа неоднозначным, порой противореча друг другу, создавая пространство для мифологизации и образования легенд о Фуко [4] В данной статье затрагиваются проблемы литературы и литературного образа Мишеля Фуко, но нужно заметить, что сегодня образ Фуко вдохновляет не только писателей и публицистов, но и художников, фотографов и пр. Примером такого присутствия образа Фуко в арт-программах современности может служить выставка в одном из музеев Берлина, где наряду с фотографиями философа можно было увидеть работы современных художников, изображающих Фуко в разных ипостасях: http://www.die-grenze.com/foucault_ausstellung.htm. Однако было бы опрометчиво говорить только об образе Фуко в литературе и искусстве, обходя стороной явное влияние Фуко на литературоведческую или искусствоведческую теории. Это две плоскости, взаимодополняющие и постоянно взаимодействующие на той или иной стадии обращения к фигуре философа. Из наиболее заметных событий можно вспомнить большой коллоквиум «Foucault, l’art et la littérature», прошедший во Франции (23–30 июня 2001 года), где ведущими литературоведами, культурологами и теоретиками французских университетов обсуждались такие темы, как Фуко и изобразительное искусство, Фуко и литература, Фуко и кино, Фуко и архитектура, Фуко и роман XVIII века и пр. Итоги конференции опубликованы в сборнике статей Michel Foucault, la littérature et les arts (sous la direction de Philippe Artières) // Ouvrage publié avec le concours du Centre Michel Foucault – P., 2004. .

Источником этого неоднородного корпуса текстов становятся, с одной стороны, фигура философа, отображенная в биографических книгах, интервью, письмах, выступлениях; другая часть работ, посвященных Фуко, носит мета-текстуальный характер и объектом исследования выбирает непосредственно тексты философа, создавая целое методологическое пространство под названием фукольтианство или фукианство.

Обращаясь к образу Мишеля Фуко в филологическом исследовании, важно иметь в виду философско-этические аспекты, когда мы намереваемся говорить об «авторской» фигуре Фуко. Во-первых, весьма неоднозначна сама стратегия письма у Фуко: с одной стороны, по словам самого философа, все его тексты в той или иной степени автобиографичны, но «автобиографичность» как жанровая и стратегическая особенность порой сложно сопоставима с самим философским текстом; с другой стороны, практически во всех своих работах Фуко тщательно «умерщвляет» авторский образ как пережиток буржуазного властного дискурса, растворяет в письме образ автора, тем самым открывая лакуны для мифологизации интерпретаторами «имени автора» [5] Дьяков А. В. Мишель Фуко и его время. СПб., 2010. С. 7. . Здесь происходит мифологизация не в смысле создания локального круга значений «имени-автора», а понимание множественности того самого дистанцированного alter ego, который мы привыкли называть автором [6] Фуко М. Что такое автор? // Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет – М., 1996. – С. 29–30. .

В числе наиболее полных биографий Мишеля Фуко упоминают, как правило, три: уже ставшую классической книгу современника Фуко Дидье Эрибона «Мишель Фуко»; «Страсти Мишеля Фуко» Джеймса Миллера, автор которой уделяет большое внимание скандальной фигуре Фуко и сосредотачивает свое повествование на «умирании философа»; «Жизнь Мишеля Фуко» Дэвида Мейси. Сюда также можно отнести эссе «Мишель Фуко, каким я его себе представляю» Мориса Бланшо [7] Gutting G. Foucault. A very short introdiction. NY, 2005. P. 112. – небольшую книгу, в которой автор воздает должное своему другу, с которым он так и не встретился лично. Когда Бланшо говорит о текстах Фуко, его голос удивительным способом переплетается с голосом самого Фуко, а читатель становится свидетелем этого эха дружеского отзыва [8] Книга, по мнению В. Лапицкого, об «… интеллектуальной дружбе in absentia. Когда Бланшо писал в 1961 году представленную выше рецензию на «будем считать, что первую» книгу практически безвестного в ту пору Фуко, а перед тем выдвигал еще не нашедшую издателя рукопись на Премию критиков, в жюри которой входил, он не подозревал, что молодой философ считает его наряду с Русселем, Лаканом и Дюмезилем одним из «духовных отцов» своей «первой книги», а в юности мечтал «писать как Бланшо». Не мог он догадаться и о том, что именно Фуко вместе с Роже Ляпортом в 1966 году составит специальный номер журнала «Критика», первую целиком посвященную творчеству Бланшо публикацию, собравшую «звездный» состав имен, а сам напишет для него, быть может, и по сей день лучшее эссе о феномене Бланшо, развернутую статью «Мысль извне» – которую почти одновременно с «Мишелем Фуко, каким я его себе представляю» переиздаст отдельно, схоже оформленной книгой то же библиофильское издательство Fata Morgana…» – Лапицкий В. Как я представляю себе эту книгу // Бланшо М. Мишель Фуко, каким я его себе представляю. – СПб.: Machina, 2002. C. 80–81. .