Адольф Демченко - Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

5 декабря Черепанов подал епископу особый рапорт, в котором писал, что семья протоиерея Чернышевского состоит всего из трёх человек, что от церкви он получает до трехсот рублей серебром в год и «частно дознано мною, – сообщал консисторский секретарь далее, – что протоиерей Чернышевский в своем доме жительствует сам, но сверх того при оном доме имеются и два флигеля, которые отдаются им внаём посторонним лицам и получается от них доход, который при малочисленности семейства его, Чернышевского, легко может покрывать требуемый университетом за слушание сыном его лекций, взнос денег 40 руб. серебром в год». 9 декабря епископ поручил инспектору семинарии Тихону «сделать дознание, действительно ли у протоиерея Чернышевского есть флигеля, приносящие доход и сколько», а 28 декабря Гаврила Иванович представил «Сведение», которое приводим почти полностью, опустив лишь начальную часть текста с перечислением уже известных обстоятельств. «О имеющихся при доме моём флигелях объявляю, – писал Г. И. Чернышевский, – что один из сих флигелей имеет в длину и ширину по три сажени, а другой три в ширину и четыре в длину. Первый действительно мог бы, если бы занимаем был постоянно жильцами, приносить доход, как в настоящее время и приносит серебром пятьдесят семь рублей; но из этого количества необходимо следует исключить а) установленный по Высочайше утверждённому в 1838-м на городе Саратове положению, коим домы духовенства саратовского подвергнуты платежам в пользу городских доходов и на квартирную повинность, взнос по оценке дома моего в 1145 рублей серебром, по три копейки серебром с каждого оценочного рубля всего серебром 34 рубля 35 коп. и б) по ежегодным поправкам по самой малой мере 20 рублей серебром: следовательно, в пользу мою остаётся только серебром же 2 руб. 65 коп. Второй составляет к дому кухню и избу для житья прислуги. Сей флигель отдельно от дома отдаваем быть не может и в настоящее время отдается изба оного внаем, потому, во-первых, что прислуга у меня состоит только из работника и работницы, помещающихся в кухне, во-вторых, потому, что если топить одну кухню, то изба будет мокнуть и от того подвергаться преждевременному повреждению, посему в охранение от того имею и в сем флигеле за тридцать пять рублей серебром в год постояльцев, которые в кухне отапливаются моими дровами; за исключением из сей суммы на ежегодные поправки 12 рублей и на отопление для постояльцев 18 рублей серебром, остается в пользу мою серебром пять рублей. По таким-то пользам, весьма незначительным, от отдачи внаём флигелей, протоиерей Росницкий и священник Крылов, коим поручено было дознание по прошениям моим, не сочли, вероятно, даже нужным и сказать в донесениях своих что-либо о сих флигелях.

Причислив остаток от доходов с флигелей 7 руб. 65 коп. к доходам моим от церкви, могут составиться полные триста рублей серебром. Из сих трехсот рублей я отделяю в настоящее время на содержание сына моего каждомесячно двадцать рублей серебром, что составляет в год 240 рублей серебром. После сего о собственном моем содержании излишне было бы пересказывать начальству.

Объяснив всё по честной моей совести, покорнейше прошу Ваше Высокопреподобие представить и моё сведение в милостивое Архипастырское внимание и благоуважение Его Преосвященства». [333]

В рапорте инспектора семинарии Тихона данные Г. И. Чернышевского подтверждены. 19 января 1848 г. Афанасий приказал оформить свидетельство «с прописанием обстоятельств», и 26 января состоялось решение консистории о выдаче документа.

Приведённые факты – единственный источник сведений о материальном положении семьи в год определения Николая Чернышевского в университет. Ежегодный денежный доход Гаврилы Ивановича составлял 300 руб., плата за обучение 40 руб. да на содержание сына 240 руб. – совершенно непосильная для него задача. Материальная несостоятельность была настолько очевидной, что недоброжелателям Г. И. Чернышевского, всеми дозволенными и недозволенными способами препятствовавшим в получении справки о недостаточном имущественном положении, всё же не удалось убедить епархиального начальника в обратном.

Открытое выступление секретаря консистории, хотя и оказавшееся безуспешным, говорило о пошатнувшемся положении протоиерея после инцидента 1843 г. История со справкой должна была ещё раз подтвердить правильность принятого решения отдать сына в университет.

В городе многие не одобряли решение протоиерея. «Инспектор семинарии Тихон, – рассказывает мемуарист, – встретивши Евгению Егоровну у кого-то в гостях, спросил её: „Что вы вздумали взять вашего сына из семинарии? Разве вы не расположены к духовному званию?” На это мать Николая Гавриловича отвечала ему: „Сами знаете, как унижаемо духовное звание: мы с мужем и порешили отдать его в университет”. „Напрасно вы лишаете духовенство такого светила”, – сказал ей инспектор». [334]

А. Н. Пыпин вспоминал, что перед отъездом в Петербург Николай Чернышевский «любил проводить время в долгих прогулках и долгих разговорах» со сверстниками. «Это были молодые люди из того помещичьего круга, с которым бывал знаком его отец, молодые люди с известным светским образованием, между прочим университетским. Большая разница лет делала для меня, – писал Пыпин, – чужим это товарищество, но, судя по более поздним воспоминаниям, в этих беседах затрагивались именно темы идеалистические и первые темы общественные». [335]Из приведённых выше документов круг светских знакомых Чернышевских 1846 г. частично восстанавливается: Д. Я. Чесноков, Г. М. Шапошников, О. И. Балинский, А. П. Леонтьев, П. И. Соколовский, А. Г. Кошелев, А. О. Александровский, В. Н. Григорьев. С семьёй чиновника саратовской казенной палаты Д. Я. Чеснокова Н. Г. Чернышевский поддерживал постоянные отношения. С Василием Дмитриевичем Чесноковым, товарищем детских игр, он переписывался в 1846 г. (XIV, 40). О его брате Николае Дмитриевиче в 1850 г. отзывался как о «довольно порядочном человеке» (I, 359), с Фёдором Дмитриевичем вёл приятельство в 1851–1853 гг. (I, 548). В дневнике Чернышевского 1853 г. фигурируют два взрослых сына саратовского губернского казначея казённой палаты Г. М. Шапошникова Иван и Сергей. Врач (поляк и католик), «сосед по домам» О. И. Балинский был «самый главный приятель» Гаврилы Ивановича (I, 677). Установить имена других собеседников Чернышевского в 1845–1846 гг., тем более имевших университетское образование, как о том писал Пыпин, пока не удается. Возможно, приезжавший летом 1845 г. к Чернышевским А. Ф. Раев, студент Петербургского университета, и остался в памяти мемуариста как один из таких посетителей. [336]

Указание Пыпина на «первые темы общественные», которые составляли содержание бесед Чернышевского со своими сверстниками, должно быть признано важным свидетельством. Мы не знаем, какие именно общественные дела могли занимать юношу в предуниверситетский период, но сам факт позволяет говорить о значительном расширении кругозора Чернышевского, о внимании к общественным проблемам в пору, когда среди тогдашней интеллигенции всё настойчивее и смелее обсуждались исторические судьбы русского государственного управления, основанного на крепостном праве. «С 1842 года главным занятием мыслящих русских было обдумывание способа раскрепощения крестьян. Все другие задачи зависели от этого», – писал А. И. Герцен. [337]