Умберто Эко - Роль читателя. Исследования по семиотике текста

0.7.2.1. Роль читателя заключается не только в том, чтобы определять уровень абстракции, на котором следует формулировать макровысказывания фабулы. Фабула формулируется не по завершении чтения текста: фабула – это результат непрерывного ряда абдукций – догадок, возникающих по ходу чтения. Иными словами, фабула прочитывается постепенно, шаг за шагом.

Поскольку каждый шаг обычно связан с изменением состояния и с ходом времени, читатель вынужден совершать промежуточные экстенсиональные операции: он должен предположительно рассматривать различные макровысказывания как описания событий, происходящих в некоем «взятом в скобки» возможном мире. Каждое из этих высказываний-описаний касается того, какое изменение совершает или переживает тот или иной персонаж в определенный момент, поэтому читатель должен строить догадки о том, что может произойти при следующем «шаге» повествования.

Строить подобные догадки – значит иметь перед собой дизъюнкцию, или «развилку» вероятностей.

По сути дела, подобные развилки возникают на каждом «шагу» повествования, даже в пределах одного предложения: «La Marquise sortit à cinq heures…» [62] «Маркиза вышла в пять часов…» (фр.) – фраза, которая (согласно Полю Валери и Андре Бретону) символизирует шаблонный зачин романа. В своем «Манифесте сюрреализма» (1924) А. Бретон написал: «Не так давно… г‑н Валери предложил собрать в антологию как можно больше романических зачинов, нелепость которых казалась ему весьма многообещающей. В эту антологию должны были бы попасть самые прославленные писатели. Такая мысль служит к чести Поля Валери, уверявшего меня в свое время в беседе о романе, что он никогда не позволит себе написать фразу: Маркиза вышла в пять [часов]. Однако сдержал ли он свое слово?» Бретон А. Манифест сюрреализма [Пер. Л. Андреева и Г. Косикова] // Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. М., 1986. С. 42. – куда, с какой целью? Читатель-невротик, встретив в тексте переходный глагол, тут же задается вопросами: «Кого? Что?» – но этот невроз обычно нейтрализуется при нормальной скорости чтения.

«Значимые» («relevant») развилки (disjunctions) вероятностей должны, таким образом, возникать на стыках (junctions) тех макровысказываний, которые читатель идентифицировал как значимые компоненты фабулы.

Во многих случаях эти стыки отмечены или на уровне линейной манифестации текста (делением на главы, подглавки и абзацы, а также прочими графическими приемами; в случае романа-фельетона [63] См. главу 5 настоящей книги. – дроблением на отдельные «выпуски»), или на поверхностно-интенсиональном уровне (эксплицитными предупреждениями или коннотативными намеками, иносказаниями и аллюзиями, создающими напряжение [suspense], и т. д.). Можно сказать, что сюжет (the plot) – это заговор (the plot), использующий все возможные средства для того, чтобы вызвать у читателя заинтересованные ожидания на уровне фабулы.

Ожидать – значит предвидеть и предсказывать: по мере движения фабулы читатель включается в сотрудничество, пытаясь предугадывать предстоящие события и состояния. Действительно наступающие состояния или подтверждают, или опровергают читательские гипотезы (см.: Vaina, 1976; 1977).

Конец текста не только подтверждает или опровергает последние по очереди предсказания, но еще и подтверждает или не подтверждает всю систему гипотез «дальнего действия», которая сложилась у читателя относительно конечной ситуации фабулы.

На рис. 0.3 эта диалектика предсказаний и подтверждений приписана к «ящичку» № 7, находящемуся между «ящичками» № 5 и № 10, – на вертикали экстенсиональности. В действительности данная диалектика непредсказуемым образом распределяется по всему пути интерпретации, но самым определенным образом она связана с заданной в тексте структурой мира (мироструктурой), т. е. с глубинным экстенсиональным уровнем, и только на этом уровне ее можно строго анализировать.

0.7.2.2. Чтобы делать предсказания, которые могут подтвердиться дальнейшим развитием фабулы, М-Читатель прибегает к интертекстуальным фреймам. Вернемся к тексту (5) (см. раздел 0.6.1.5). Когда Рауль поднимает руку, читатель понимает, что Рауль хочет ударить Маргариту (семантическая экспликация), и ожидает, что он ее действительно ударит. Этот второй интерпретационный ход – вовсе не результат актуализации структур дискурса: это предсказание, совершаемое на уровне фабулы (кстати, предсказание, позже опровергаемое: Рауль не ударит Маргариту).

На создание данной гипотезы читатель был подвигнут множеством прежде прочитанных им повествовательных ситуаций (интертекстуальными фреймами). Чтобы найти эти фреймы, читатель должен был, так сказать, «прогуляться» («сделать вылазку») за пределы текста – в поисках интертекстуальной поддержки (т. е. в поисках аналогичных топосов, тем или мотивов) [64] См.: Kristeva, 1969; 1970. См. также понятие проэретический код (proairetic code) у Р. Барта (Barthes, 1970) [Ср.: Барт, 1994, 31]. .

Я называю эти интерпретационные движения инференциальными прогулками (вылазками): это не просто причуды читателя, это необходимые компоненты в процессе создания фабулы, подразумеваемые именно как таковые структурами дискурса и всей текстовой стратегией.

В создании фабулы нередко принимают участие также и заранее предполагаемые (presupposed) макровысказывания, уже актуализованные в других текстах: читателю предлагается «вставить» эти макровысказывания в повествование – так, чтобы они учитывались при его последующих шагах. Во многих традиционных романах можно найти такую, например, общую стилему: «Наш читатель уже несомненно понял, что…». А в современных повествованиях важным компонентом являются несказанные фразы. Иногда, даже если в повествовании некий шаг ожидается явно, тот факт, что это ожидание возникает в результате инференциальных прогулок (вылазок), входит неотъемлемой частью в стратегию текста: мы радуемся финальному узнаванию Оливера Твиста именно потому, что на промежуточных шагах повествования нам было внушено – именно таким способом – страстное ожидание этого узнавания.

В «Парижских тайнах» Эжена Сю есть множество мест (с самого начала романа и вплоть до его конца), в которых М-Читателю позволяется совершать инференциальные прогулки (вылазки) к предположению, что Флёр-де-Мари – дочь Родольфа. У М-Читателя имеется интертекстуальный фрейм (древнегреческая комедия и т. д.), вполне соответствующий данной ситуации. Эжен Сю и сам настолько уверен, что его читатель действительно предпринял подобную инференциальную прогулку (вылазку), что в определенный момент не выдерживает игру и откровенно признается: он знает, что читатель уже знает правду (которая должна была бы открыться только к концу этого огромного романа). Факт подобного предвосхищения конечной развязки в середине романа – любопытный случай повествовательного бессилия, обусловленного внетекстовыми обстоятельствами (коммерческими и композиционными требованиями романа-фельетона как специфического жанра, первооткрывателем которого был именно Эжен Сю). Таким образом, в «Парижских тайнах» – хорошая фабула и плохой сюжет. Но неудачный опыт Эжена Сю говорит нам о том, в какой мере предвидимые инференциальные прогулки (вылазки) входят в сам замысел порождения текста (см. главу 6). Эта проблема детально рассматривается в главе 8.