Леонид Крупчанов - Н. В. Гоголь и Россия. Два века легенды

В начале 1830-х годов правительство особенно усилило надзор за всеми печатными изданиями, ввиду ряда русских и европейских политически событий (восстания в Польше и во Франции). 20 января 1831 года Московский цензурный комитет получил через Бенкендорфа распоряжение Николая I посылать в 3-е отделение по одному экземпляру всех выходящих изданий. На заседаниях от 20.01.1831 года и от 27.01.1831 года Московский цензурный комитет передал издателям следующие указания:

«В случае напечатания статьи, имени автора коей издатель не объявил, она считается как бы написанной самим издателем журнала и он ответственен за оную» [26] Журналы исходящих бумаг Моск. ценз. комитета за 1831–1834 г г. МОИА. Ф. 31. № 66. Св. 15. С. 10. . И далее указано издателям, «чтоб они ни под каким видом не осмеливались ничего печатать касающегося до особы Государя-императора и всех членов императорской фамилии, а также о торжественных съездах, бывающих при дворе, без особого на то высочайшего разрешения» [27] Там же. С. 7. . Это распоряжение передано через министра народного просвещения всем Цензурным комитетам. При этом в первую очередь было обращено внимание на «Телескоп» и «Московский телеграф» с их «европейскими» названиями и «вредным» направлением. 28 февраля 1832 года Московский цензурный комитет по распоряжению Бенкендорфа «предупредил» Надеждина и Полевого, записав в своем журнале: «…г. Генерал-адъютант (Бенкендорф – Л. К.) неоднократно имел случай заметить расположение издателей московских журналов к идеям самого вред ного либерализма. В сем отношении особенно обратили на себя внимание г. генерал-адъютанта журналы «Телескоп» и «Телеграф», издаваемые Надеждиным и Полевым. В журналах сих часто помещаются статьи в духе весьма неблагонамеренном и которые особенно при нынешних обстоятельствах (!) могут посеять вредные понятия в умах молодых людей, всегда готовых, по неопытности своей, принять всякого рода впечатления» [28] Журналы исходящих бумаг Моск. ценз. комитета за 1831–1834 г г. МОИА. С. 57. .

Напуганный революционными событиями Николай I усилил нажим на печать. В том же 1832 году на 1-м номере был запрещен журнал И. Киреевского «Европеец». В журнале Московского цензурного комитета об этом сказано:

«Его величество изволил найти, что статья «19-й век» есть не что иное, как рассуждение высшей политики, хотя в начале оной сочинитель и утверждает, что говорит не о политике, а о литературе… Деятельность разума означает у него революцию… под словом просвещение он понимает свободу, а искусно отысканная середина не иное что, как конституция… Оная статья… писана в духе самом неблагонамеренном… В той же книжке… в статье «Горе от ума»… неприлична выходка насчет находящихся в России иностранцев» [29] Там же. С. 56–57. . В том же году по совершенно невинной причине был отстранен от цензорства С. Т. Аксаков; он пропустил рассказ «Двенадцать спящих бутошников» [30] Автор И. Проташинский (псевдоним Е. Фитюлькин): Вст. ст. С. Машинского к сочинениям С. Аксакова в 2-х тт. 1955. С. 30–31. . «Государь император, прочитав оную, изволил найти, – читаем в протоколе Московского цензурного комитета от 4 марта 1832 года, – что она заключает в себе описание Московской полиции в самых дерзких неприличных выражениях, написанных самым простонародным языком, приноровлена к самым грубым понятиям низшего класса людей, из чего, видимо обнаруживается цель распространять чтение ее в простом народе и внушать оному неуважение к полиции» [31] Журналы исходящих бумаг Моск. ценз. комитета за 1831–1834. МОИА. Ф. 31. Оп. 5. Св. 256. № 94. С. 60. .

7 сентября 1833 года Цензурный комитет наложил запрет на гранки «Телескопа» со статьей без подписи. «Летопись отечественного просвещения. Свод законов Российской империи». Запрещение мотивировано тем, что статья «со держит странные, непонятные… выражения» [32] Журналы исходящих бумаг Моск. ценз. комитета за 1831–1834. МОИА. Ф. 31. Оп. 5. Св. 256. № 94. С. 139. . Автор пишет в статье: «Народ есть существо нравственное: он хочет знать, какими законами он управляется, чего от него требуют, чего он должен бояться и чего надеяться?». «Народ не менее ученых всегда и везде жаловался на безвестность законов». «Мысль кодекса есть постоянное стремление народа к сему самосознанию, сопровождаемое иногда покойным, иногда напряженным требованием; бывают приливы таковых требований, и тогда момент появления кодекса делается необходимым». Здесь речь явно идет о конституции, как вынужденном кодексе в результате требований народа. Автор не склонен верить букве закона; он указывает, что «при рассуждении о кодексе должно различать форму законодательства от содержания» [33] МОИА. Запрещенные гранки «Телескопа». «Летопись отеч. просвещения. Свод законов Росс. империи. Ф. 31. Д. 1124. Св. 373. С. 87–91. . Судя по тому, что статья без подписи, Надеждин, безусловно, ознакомился с ней, так как нес за нее полную ответственность. «Телескоп» в это время принимал «опасное» направление.

К светской цензуре прибавились еще и требования цензуры церковной, которая не только запрещала издавать без ведома Синода духовные книги, но и не допускала «вольности» в адрес церкви. 20 июля 1834 года министр народного просвещения приказывает Цензурным комитетам «ни под каким видом не допускать печатания критик на распоряжения, делаемые евангелическими консисториями» [34] Журналы заседаний Воск. ценз. комитета за 1834. МОИА. Ф. 31. Оп. 5. Св. 256. С. 109. .

Зато в этой обстановке «всесильными» были такие журналисты, как Греч и Булгарин. Они пользовались доверием 3-го отделения и иногда наводили страх даже на весь Московский цензурный комитет. Так, летом 1831 года Греч написал «жалобу» непосредственно в Московский Цензурный комитет, в которой в резких выражениях выступил против «одобрения и напечатания статьи о сочи нениях чиновника 8 класса Булгарина в 9 книжке «Телескопа». Председатель Московского цензурного комитета вынужден был обратиться к министру на родного просвещения с довольно унизительной просьбой:

«Покорнейше прошу Вашу светлость, – писал он, – оказать законную защиту Московскому цензурному комитету против несправедливых и оскорбительных наветов г. Греча» [35] Журналы исходящих бумаг Воск. ценз. комитета за 1831–1834. МОИА. Ф. 31. Оп. 5. Св. 256. С. 30. .

В таких условиях издатель «Телескопа» вынужден был лавировать, как, впрочем, лавировал он и в «Вестнике Европы». Он начинял свои статьи (и статьи сотрудников) отступлениями и вставками верноподданнического характера. Это, вероятно, и продлило существование «Телескопа», хотя в конце концов двойственность его издателя стала ясна и для 3-го отделения и «Телескоп» в 1836 году был запрещен, всего лишь двумя годами пережив «Московский телеграф». Помещичье-крепостное хозяйство уже не удовлетворяло требованиям даже простого воспроизводства и все более клонилось к упадку. Правительственные меры по искусственному поддержанию крепостных порядков не давали видимого эффекта. В печати появлялись всевозможные рецепты по увеличению доходности крепостного хозяйства. Такова, например, предложенная в 1837 году А. П. Яновым «Книга для помещиков, желающих через хлебопашество при холодной почве получить с тягла 228 рублей ежегодного дохода» [36] См. Известия о запрещ. Изданиях. 1834–1901. МОИА. Ф.31. Д.130. № 186. . Эти рецепты при усиливающемся развитии наук и промышленности могли быть использованы только при наличии свободного труда. Необходимость освобождения крестьян становилась очевидной для самих помещиков. С середины 1830-х годов увеличивается количество различных филантропических проектов, которые в конечном счете сводились к одному – к освобождению крестьян.