Полина Масалыгина - Могучий русский

«Да по погостом и по селом и по волостем ходят лживые пророки-мужики и жонки, и девки, и старыя бабы, наги и босы, и волосы отрастив и распустя, трясутся и убиваются. А сказывают, что им являются святая Пятница и святая Анастасия и велят им заповедати хрестьяном каноны завечивати. Они же заповедают крестьянам в среду и в пятницу ручного дела не делати, и женам не прясти, и платья не мыти, и каменья не разжигати и иные заповедают богомерзкие дела творити кроме божественных писаний…»

Очевидно, именно о таких и говорили, что у них семь пятниц на неделе. А сейчас так говорят о тех, кто часто меняет свои решения.

Однажды в разговоре с подругой я услышала в свой адрес фразу: «Ты что, дуба дала?» Как вы думаете, что она имела в виду? Оказывается, просто поинтересовалась, всё ли в порядке у меня с головой и не сошла ли я с ума. Каково было её удивление, когда она узнала, что истинное значение этого фразеологизма – «умереть». Да. И есть несколько версий его происхождения.

По одной из них, этот оборот связан с глаголом «задубеть» («остыть, потерять чувствительность, сделаться твёрдым»). Таким образом, его исходное значение – «стать неподвижным, как дуб, охолодеть».

По другой, фразеологизм может быть связан с традицией хоронить умерших под дубом.

А третья версия связывает происхождение выражения с языческими обрядами: согласно этой гипотезе, первоначально оборот звучал как «дать дубу», то есть принести жертву божеству. Почему дубу? Это дерево было священным символом Перуна – языческого бога грома.

«Шерочка, что вы сегодня такая кисленькая, точно осенняя муха?»

Как считаете, удивился бы кто-нибудь в XIX веке, услышав о «шерочке»? Нет. Потому что в то время такое обращение к женщине было широко распространено: ma chère – «моя дорогая» – обычно так называли друг друга воспитанницы институтов благородных девиц. От этого французского словосочетания появились и «шерочка», и «машерочка» как производные на русский лад существительные.

Изначально шерочкой с машерочкой шутливо называли тех самых благородных дворянок, которые танцевали в паре из-за отсутствия кавалеров. И это понятно, откуда же было взяться мужчинам в женском образовательном учреждении? Впоследствии так стали говорить о любых близких подругах – «закадычных друзьях».

Вас ничего не смутило в предыдущем предложении? Я неслучайно поставила в один ряд и «шерочку с машерочкой», и «закадычных друзей»: в последнее время эти фразеологизмы часто употребляют как синонимичные, хотя лучше так не делать. Да, они оба подразумевают дружбу, но всё-таки закадычный друг – это, скорее, собутыльник, потому что раньше «залить за кадык» означало «выпить спиртного, напиться». Всё это и близко не стоит с интеллигентными шерочками!

Знаю, что эта книга обязательно попадёт в руки какому-нибудь школьнику. И если сейчас тот самый случай, то обращаюсь к тебе, мой юный читатель! Не расстраивайся, когда после очередного родительского собрания мама в сердцах пообещает всыпать тебе по первое число. Уверена, она не вкладывает в свои слова тот смысл, который скрывает это выражение.

Разреши мне дать совет: прежде чем родители начнут отчитывать тебя, расскажи им, что в дореволюционные времена учеников нередко пороли розгами, порой даже без причины. Если кому-то прилетало особенно много ударов, наказуемого могли освободить от порок аж до следующего месяца. Именно поэтому и стали говорить «всыпать по первое число».

Уверена, мама и папа восхитятся твоей эрудированностью. Успеют остыть и явно потеряют желание впредь использовать такие угрозы в адрес любимого ребёнка. По крайней мере, я на это надеюсь.

Вот ещё один фразеологизм, от происхождения которого по коже бегут мурашки. А всё потому, что он связан с древним обрядом повторного захоронения покойника. В старину некоторые народы считали, что нераскаявшийся грешник после смерти мог выйти из могилы в виде упыря. И чтобы избавить его от проклятья, родственники иногда выкапывали умершего и промывали его останки чистой водой, молоком или вином.

Со временем этот обряд канул в Лету, а выражение «перемывать косточки» почему-то стало связываться со злословием и сплетнями. Видимо, не зря древнегреческий политик и поэт Хилон из Спарты (VI в. до н. э.) говорил: «О мёртвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды».

Почему низкосортную прессу, распространяющую зачастую неправдоподобные факты и слухи о жизни известных людей, называют жёлтой? Некоторые думают, что причина в некачественной бумаге – якобы отравленная ложью, она со временем начинает желтеть. Конечно же, этот вымысел не имеет ничего общего с реальностью, потому что ещё в XIX веке название таким изданиям дал… «Жёлтый малыш».

Так назывался один из первых в мире комиксов, который появился в американской газете New York World в 1895 году. Её владелец – Джозеф Пулитцер – решил таким способом изменить привычный формат новостных заметок и вместе с художником Ричардом Аутколтом придумал нового героя – не по годам дерзкого мальчика, который давал сатирические комментарии к разным событиям. Его нарядили в мешковатую жёлтую рубашку, и цвет её был выбран неслучайно: по одной версии, она символизировала «жёлтую опасность» (англ. yellow peril) – ксенофобскую позицию, связанную с опасениями из-за возрастающей мощи Китая и Японии. По другой, жёлтый цвет – всего лишь отражение технических возможностей того времени.

Известно, что в конце XIX века цветная печать в подобных изданиях уже активно внедрялась: так, например, в 1893 году было налажено производство небольших цветных комиксов-вкладышей для газеты The Chicago Inner-Ocean. Только вот всё было не так гладко, как хотелось бы: цветные чернила могли смешиваться при печати, придавая рисункам неприглядный вид. И только жёлтые и красные оттенки всегда пропечатывались так, как надо, поэтому выбор пал на создание такого яркого образа.

Как бы то ни было, это нововведение хорошенько подогрело читательский интерес, благодаря чему тираж газеты увеличился в несколько раз. Наблюдая за этой историей, другой медиамагнат, Уильям Рэндольф Хёрст, сначала переманил к себе в New York Journal весь репортёрский отдел газеты Пулитцера, а затем и самого художника – Ричарда Аутколта. Вместе с «Жёлтым малышом», разумеется!