Гэвин Фрэнсис - Метаморфозы. Путешествие хирурга по самым прекрасным и ужасным изменениям человеческого тела

Через три месяца она вернулась в клинику, толкая перед собой коляску. Когда я вышел в зал ожидания, чтобы пригласить ее, я заметил, что она сидела рядом с другой моей пациенткой, которая готовилась к своей третьей попытке ЭКО.

– Я снова беременна! – сказала Ханна, проталкивая коляску через дверной проем моего кабинета. Она села и продолжила качать коляску одной рукой.

– И что вы об этом думаете? – спросил я.

– Это настоящий кошмар! Я еще не пришла в себя после прошлой беременности. Я все сразу поняла: тошнота, боль в груди…

Она сделала небольшую паузу. Выражение ее лица изменилось, когда она поняла, что я имею в виду.

– Но мы оставим ребенка. Мы с Генри так решили.

Вторая беременность была для Ханны еще более мучительной, чем первая. Мы встречались каждые две-три недели и постоянно чередовали лекарства от тошноты, изжоги, боли в спине и обострившегося радикулита. На поздних сроках у нее развилось недержание мочи, она не могла выходить из дома и перестала нормально спать. Число тромбоцитов в ее крови упало, кровяное давление поднялось, и гинеколог предложил снова сделать ей кесарево сечение.

– Я точно больше не хочу беременеть, – сказала она мне, бродя по квартире, когда я зашел ее проведать. – Мне не могут перевязать трубы, пока я в больнице?

– Я спрошу, – сказал я и написал письмо в отделение акушерства и гинекологии.

Через две недели я получил ответ: «Стерилизация не рекомендована таким молодым женщинам, как Ханна. Впоследствии пациентки часто об этом жалеют. Мы предложим ей противозачаточный имплант при выписке из больницы».

Только в XIX веке медицина «догнала» исследования Леонардо да Винчи, когда ряд гинекологов, большинство из которых были немцами, предприняли попытки разгадать, что происходит во время зачатия. Они внимательно изучали физические изменения, происходящие во время полового акта, и анализировали их влияние на вероятность зачатия. Гинекологи стремились выяснить, какие позы повышают вероятность успеха и опасен ли секс во время беременности. Они спорили друг с другом, меняет ли матка свою форму или расположение внутри тела во время оргазма.

В 1933 году, когда физиологи начали понимать женскую фертильность и периоды овуляции, смягчение законов о порнографии в США позволило врачу из Нью-Джерси по имени Роберт Дикинсон опубликовать результаты своего исследования. Дикинсон считал, что анатомам следует оставить мертвые тела в прозекторской и начать работать с живыми людьми. Как гинеколог Дикинсон каждый день стремился понять, почему некоторые пары не могут зачать ребенка, и пришел к выводу о том, что нежелание общества открыто говорить о сексе связано не только с огромными страданиями, но и с бесплодием. «Возможно, – писал он, – эта робость порождена уверенностью в том, что подобное исследование не может быть свободно от субъективности личного опыта, предвзятости личных убеждений и, самое важное, похотливого подтекста». Он начинает главу «Анатомия совокупления» с наблюдения о том, что секс играет главную роль в жизни человека: «Ни одна телесная функция человека не может сравниться с совокуплением по долгосрочным эффектам одного акта или по множеству смыслов, вложенных в это короткое действие. В результате единственного акта новая жизнь способна зародиться за секунды или не зародиться вовсе».

Среди гинекологов в XIX веке не было ни одной женщины.

Именно «не зародиться вовсе» волновало его больше всего – не важно, желала пара зачатия ребенка или стремилась его предотвратить, – и Дикинсон включил в книгу главу о средствах контрацепции и методах проведения абортов. В одном из абзацев он описывает, как одновременно сделать аборт и стерилизацию. Проведение двух процедур через один разрез в животе позволяло получить только один шрам, благодаря чему женщинам, которые обращались к Дикинсону тайно, было проще «придумать хорошее алиби». На одном из его рисунков, как и на рисунке Леонардо, изображено самое важное путешествие, которое каждый из нас когда-либо совершал: момент слияния яйцеклетки матери и сперматозоида отца.

Последняя глава книги Дикинсона посвящена анатомии различных сексуальных позиций, а именно их влиянию на попадание спермы в шейку матки и на вероятность зачатия. Он считал, что разнообразная сексуальная жизнь способствует зачатию, однако его занимало не только это.

Искусство не любит однообразия. Это относится не только к разнообразию в действиях, но и к разнообразию в атмосфере и приключениях: море и небо не являются слишком открытыми, а весенний лес и лунный свет – слишком изысканными в качестве фона и обстановки для упоения и великолепия.

После Дикинсона более достоверного представления об анатомии зачатия не существовало до 1990-х годов, когда появились точные аппараты МРТ. Голландские физиолог, радиолог, антрополог и гинеколог попросили семь пар заняться сексом внутри аппарата МРТ (антрополог и ее партнер тоже изъявили желание поучаствовать в эксперименте). Отчет об исследовании начинается со слов о том, насколько мало было известно об анатомии секса. Даже спустя 60 лет после Дикинсона ученые боялись проводить эксперименты из страха, что их назовут «похотливыми». Исследователи продемонстрировали изменения в расположении матки, происходящие по мере возбуждения, и отметили, что Дикинсон ошибался насчет формы пениса в ходе соития. Они обосновали, как меняется приток крови к влагалищу во время секса.

Только одной из привлеченных пар, антропологу и ее партнеру, удалось прозаниматься сексом достаточно долго, чтобы сканер сделал точные снимки. «Причина могла заключаться в том, что они были единственными участниками, действительно заинтересованными в исследовании с самого начала… и, как уличные акробаты-любители, они привыкли выступать, не обращая внимания на стресс», – говорилось в отчете.

Когда я увидел Ханну после вторых родов, она катила двойную коляску. Я спросил, как она справляется с двумя детьми (ее дочери на тот момент было всего 14 месяцев), и она вздохнула.

– Справляемся потихоньку, – ответила она. – Генри хороший. Когда мы вместе, у нас все получается.

Ее вторая дочь была более беспокойной; из-за бессонных ночей они с Генри оба были измождены. Тем не менее они не утратили способности смеяться. Ханна охотно показала мне место, где был расположен ее противозачаточный имплант. Он находился под кожей на внутренней поверхности руки. Размером он был со спичку, но при этом гладкий и эластичный.

– Не знаю, зачем мне вообще беспокоиться о контрацепции, – сказала она и грубовато рассмеялась. – Секс – это последнее, о чем мы думаем.

Когда ее младшей дочери было около четырех месяцев, я пришел на работу и увидел на своем столе записку: «Позвоните Ханне Молье. Это срочно».