Георгий Шевяков - Начала человеческой природы

Следует отметить, что теория информации изучает только количественную сторону происходящих событий без учета смысловой стороны информации. Использование в ней математических методов привело к созданию всевозможных кибернетических, компьютерных устройств, без которых мы не представляем современной жизни [44] Ограниченность теории информации очевидна скорее ее творцам, чем последователям; огромный пласт действительности – обоняние, осязание, эмоции – неподвластны ее кодированию. . Человек научился преобразовывать, кодировать и передавать информацию на огромные расстояния с непостижимой точностью. Однако смысл этой передаваемой информации оценивается только нашим рассудком. Наше сознание оперирует нечто большим, чем количественная сторона состояний объектов и событий. Оно оперирует их сутью, их значением для индивида, которого оно олицетворяет.

Мы останавливаемся на этом не для того, что забить тебе голову, читатель. Но потому, что в лице нашего сознания или мозга природой сооружен водораздел, с которого все реки текут к другим берегам. И абстрактная теория информации, и человек стоят здесь по одну сторону. Если до сих пор причиной всех событий в мире были процессы материальные, то отныне, начиная с человека, и в человеческом мире, в частности, – процессы идеальные. И здесь мы вынуждены обратиться к приснопамятной философии.

Ее называют царицей наук. Для подавляющего большинства из нас это скучнейшая на свете дама. Но дама эта примечательна тем, что если ее вместе с ее книгами вышвырнуть в окно, она ворвется с пистолетом в дверь. И потому, как и со всякой женщиной, с ней надо обращаться осторожно: ее лучше выслушивать, чем ее не замечать, лучше поддакивать, чем ей прекословить. Ну, а уж слушаться ее – это совсем другое дело, так можно и уважение потерять, в том числе и в ее собственных глазах.

Ради интереса следует отметить, что наука, в полной мере используемая здесь, от философии отличатся не тем, что ученые получают Нобелевские премии, а философы нет, и не тем, что ученые помогают людям жить, а философы ввергают их в напасти. Они отличаются тем, что философия объясняет этот мир, а наука нет. И потому, какими бы достижениями ни славилась наука, она никогда не превзойдет философию, как взгляд змеи, пусть и лежащей на высокой скале, никогда не увидит большего, чем взгляд парящего орла просто потому, что змея видит то, что на расстоянии ее броска, а взгляд орла устремлен в даль.

Очень часто мы принимаем многие предметы и мнения изначально заданными, не особенно задумываясь об их действительной сути. Авторитет сказителя, толкователя, рассказчика заслоняет от нас окружающий мир; и как шоры на глазах лошадей вынуждают их смотреть и идти туда, куда выгодно всаднику, так чужие мнения заграждают для нас действительность и ведут, увы, нередко в пропасть. Даже на страницах этой книги, где многое, казалось бы, должно быть подвергнуто сомнению, мы принимаем на веру слова «разум», «сознание», не особенно вдумываясь в их смысл, в понимание того, что за ними стоит. А между тем в них одна из самых сокровенных тайн мироздания. Достаточно напомнить, что сознание – это нематериальное свойство материального объекта. До сих пор у всей материи до человека свойства были материальными. Физические тела обладают гравитацией и движением – и гравитацию, и движение можно взвесить и измерить. Живые существа обладают свойством размножаться – была одна клетка, стало две, и это можно сосчитать; обладают свойством самостоятельно перемещаться – лошадь стояла здесь, убежала туда без применения силы извне, и это тоже оставляет след. Ментальные свойства мозга – сознание и мышление – поймать, взвесить и измерить нельзя. Биологические процессы, результатом которых они являются, оставляют след в пространстве, и мы может говорить об электрической и химической активности нейронов и отдельных областей мозга, об ауре своеобразного электромагнитного поля, окружающего его. У нас даже может появиться желание и возможность ассоциировать эти электрические токи и вызванные ими поля с нашей душой, тем более что такое сравнение заманчиво, но оно и обманчиво: мы не можем поймать мысль в пространстве или в сплетении нейронов. Мы можем вызывать ее по своему желанию с помощью химических средств, можем вызвать состояние эйфории и галлюцинаций, но, вызвав ее, мы будем разговаривать с «я» индивида, так же, как вызвав галлюцинации, это будет личностная галлюцинация. Сознание может раскрыться только самому себе и только в индивидуальном человеческом «я». У нас нет инструментов, которые могли бы найти и расчленить сознание для его изучения, только эхо и отражение его способны мы распознавать.

Так вот, философия испокон веков относит сознание к идеальным свойствам материальных объектов и тем самым делит мир на две равно существующие стороны – материальную и идеальную. Для того стихийно сложившегося понимания действительности, которым пропитано естествознание, когда все наши практические достижения обязаны своим появлением именно материальной стороне событий, идеальное – нечто вроде жупела или присказки, которая маячит где-то вдалеке и не имеет никакого отношения к космическим, биологическим и информационным технологиям, на которых естествознание в наши дни сосредоточено. Вся ограниченность и немощность наук заключается в том, что идеальное им не по зубам. И не отрицая его наличия, они, тем не менее, счастливо без него обходится. Вечный вопрос первичности материи или духа естествознание не тревожит.

Но он тревожит философию. Казалось бы, есть что-то унизительное в этом признании идеальности сознания, признании собственного бессилия. Может быть, это действительно потустороннее свойство, хотя и выражающее материальные процессы. А может быть, это проявление вето, наложенного природой, согласно которому самовосприятие, самоощущение себя каждым уровнем материи невозможно.

Как Солнце не ощущает себя сгустком плазмы, а лошадь не способна выбирать свои инстинкты, так и мысль, наверное, не может распознать себя, и вынуждена говорить о своей возвышенности и познавать только то, что ниже ее на шкале развития. Мы следуем запретам природы, наивно полагая, что причина в ином, утверждаем собственную идеальность и мало того, распространяем ее окрест.

То жалкое состояние, в котором мы в данном случае находимся, говорит не столько о нашем хитроумии, сколько о глубоком заблуждении, в которое мы порой погружаемся, и о действительной глубине явления, которое скрывается в этой нашей способности.

Мы привыкли считать себя владыками природы. Живое и мертвое на Земле повинуется нашей воле. И полагая разум причиной нашего взлета, мы абсолютизируем его, возвышаем над всем, что есть, считаем его немеркнущей и неизбывной стороной действительности и делим мир на дух и вещество, распространяя сознание на камни, растения и всю Вселенную, полностью уподобляясь в этом нашим предкам. Однако распространение этих свойств на нижележащие структуры вещества, как бы мы ни обманывали себя, есть очередная форма богоискательства и не к лицу естествознанию. Это – что касается заблуждения.