Фрэнсис Фукуяма - Конец истории и последний человек

Трудно поверить, что это знаменитое пророчество из «Немецкой идеологии» было высказано всерьез. Помимо экономических последствий от отмены разделения труда, неясно, может ли такая дилетантская жизнь вообще кого-то устраивать.

В этом отношении Советы были, в общем, разумнее, хотя у них тоже были свои пунктики насчет того, чтобы одновременно быть и «красным», и «спецом». См. Maurice Meisner, «Marx, Mao and Deng on the Division of Labor in History» в сборнике под редакцией Arif Dirlik and Maurice Meisner, Marxism and the Chinese Experience (Boulder, Colo.: Westview Press, 1989), pp. 79—116.

Durkheim указывает, что концепция разделения труда все больше используется в биологических науках для характеристики не человеческих организмов и что одним из основных примеров этого явления выступает биологическое разделение труда между мужчинами и женщинами в создании детей. См. The Division of Labor in Society (New York: Free Press, 1964), pp. 39–41, 56–61.

Большие и централизованные бюрократические системы были характерны для империй прежних времен, например, Китая и Турции. Однако эти системы не были созданы для оптимизации экономической эффективности, и потому были совместимы со стагнацией и традиционным общественным строем.

Конечно, эти революции часто пользуются возможностью, предоставленной сознательным политическим вмешательством в виде земельной реформы.

Juan Linz, «Europe’s Southern Frontier: Evolving Trends toward What?» Daedalus 108, no. 1 (Winter 1979): 175–209.

То есть Руссо, в отличие от Гоббса и Локка, утверждает, что агрессия не является естественной для человека и неотъемлемой частью его естественного состояния. Поскольку у естественного человека Руссо потребностей мало, а те, что есть, относительно легко удовлетворяются, то нет причины грабить или убивать своих собратьев, нет причины на самом-то деле жить в гражданском обществе. См. Discours sur l’Origine, et les Fondaments de l’inégalité parmi les Hommes в Oevres Copmplutes, vol. 3 (Paris: Editions Gallimard, 1964), p. 136.

Обсуждения значения этой природной целостности и sentiment de l’existence у Руссо см. Arthur Melzer, The Natural Goodness of Man: On the System of Rousseau’s Thought (Chicago: University of Chicago Press, 1990), в частности стр. 69–85.

Bill McKibben в работе The End of Nature (New York: Random House, 90) утверждает, будто мы вот-вот не оставим в природе ничего, не затронутого человеческой деятельностью. Конечно, это наблюдение верно, но Мак-Киббен ошибается в датировке этого момента лет на четыреста. Первобытные племенные сообщества тоже изменяли природные условия своего обитания; разница между ними и современными технологическими цивилизациями лишь в масштабах. Но проект покорить природу и заставить ее служить благу человека был ядром научной революции начала новых времен; и поздно сейчас начинать жаловаться на манипуляции с природой в принципе. То, что мы сегодня считаем «природой» – будь то озеро в национальном парке Анджелес или Адирондакская тропа, – во многих отношениях такой же результат человеческого искусства, как Эмпайр-Стейт-Билдинг или космический шаттл.

Сейчас нам не следует принимать допущение о благой роли современной науки или экономического развития, которое она за собой ведет, а потому не надо торопиться с суждением о том, как следует рассматривать возможность глобального катаклизма. Если наши исторические пессимисты окажутся правы и современная технология не послужит тому, чтобы люди стали счастливее, а вместо этого окажется их госпожой и уничтожительницей, то перспектива катаклизма, который, если можно так выразиться, сотрет все с доски и заставит человечество начать сначала, окажется проявлением благожелательности природы, а не ее жестокости. Такова была точка зрения таких классиков политической философии, как Платон и Аристотель, которые без всяких сантиментов считали, что все человеческие изобретения, в том числе их собственные работы, должны будут в конце концов пропасть при переходе человечества от этого цикла к следующему. По этому поводу см. Leo Strauss, Thoughts on Machiavelli (Glencoe, Ill.: Free Press 1958), pp. 298–299.

Как утверждает Strauss, «трудность, подразумеваемая допущением, что изобретения, относящиеся к искусству войны, должны поощряться, – единственная, создающая основу макиавеллиевской критики классической политической философии». Strauss, стр. 299.

Альтернативным решением было бы заменить международную систему государств мировым правительством, которое могло бы силой ввести мораторий на опасные технологии, либо поистине глобальное соглашение об ограничении технологий. Помимо различных причин, по которым такого трудно было бы достичь даже в мире после катаклизма, проблема технических новшеств при этом вовсе не обязательно была бы решена. Научный метод по-прежнему останется доступным для криминальных групп, организаций национального освобождения или других диссидентов, и поведет к международному соревнованию технологий.

О Дойчере (Deutcher) и других авторах, веривших в будущую конвергенцию Запада и Востока на основе социализма, см. Alfred G. Meyer, «Theories of Convergence» в сб. под редакцией Charles Johnson Change in Communist Systems (Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1970), pp. 321 ff.

Термин «высокое массовое потребление» принадлежит Уолту Ростоу (Walt Rostow), в The Stages of Economic Growth: A Non-Communist Manifesto [Cambridge: Cambridge University Press, 1960), «технотронная эра» – Збигневу Бжезинскому (Zbigniew Brzezinski, в Between Two Ages: America’s Role in Technetronic Era, New York: Viking Press, 1970), а «постиндустриальное общество» – Дэниелу Беллу (Daniel Bell); см. его работу «Notes on the Post-Industrial Society» I и II, The Public Interest 6–7 (Winter 1967a): 24–35 и (Spring 1967b): 102–118, и его описание источника концепции «постиндустриального общества» в The Coming of Post-Industrial Society (New York: Basic Books, 1973), pp. 33–40.