Виктор Гидиринский - Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Таким образом, без развитых объективных и субъективных детерминантов национальные идеи, как правило, нереальны. Однако, каковы бы ни были детерминанты, историческая память сохраняет прежде всего мотивационную составляющую адекватного исторического процесса. И здесь важнейшее духовное умозаключение: весь богатейший спектр национальных идей – сугубо промыслительный. Поверить в Промысел Божий, тем более относительно понять и принять его Великую Тайну и глубинный смысл, примкнуть к этой Великой Тайне сердцем и душой – удел избранных. Но они есть, не быть их не может, ибо именно Господь открывает духовное историческое зрение и теоретикам, и простым смертным. В этом залог проникновения в механизм возникновения и развития национальных историко-промыслительных идей.

Именно это составляет основополагающую, глубинную парадигму всей системы социальной детерминации. Духовная сила двигала умы и сердца названных выше и многих других исторических вершителей мотивационных взлетов национальных сил. Также высшая духовная сила направляла теоретиков-профессионалов, воспламенявших массы, их социальные порывы. Более того, даже в стихийных взрывах в конечном счете, порой на уровне подсознания вспыхивала духовная сила, олицетворявшая самоотверженную, хотя и бесперспективную, борьбу за определенные, чаще всего утопические идеалы.

Правомерно ли использовать множественное число, говоря о национальной идее? Национальная идея или национальные идеи? Думается так: предметом данного рассмотрения является феномен национальной идеи – гносеолого-метафизический аспект. Однако нельзя абстрагироваться от онтологии. Историческая реальность предлагает исследователям великое многообразие национальных, антинациональных и псевдонациональных идей и систему их определенных детерминантов. Метафизическая гносеология и онтология в сущности столь близки, что данному исследованию вполне соответствует предложенная формулировка названия главы.

Предварительно также хочется предупредить, что сущность, функции и типологию национальных идей мы будем рассматривать после анализа системы детерминации национальных идей. Логично ли это? Кратко поясню, чем вызвана такая последовательность.

Сущностный аспект любого объекта исследования – это своеобразный относительный (частичный) итог рассмотрения проблемы. Кажется правомерным выходить на сущность национальной идеи как на своего рода синтез тех обстоятельств, которыми сопровождается «жизнь» национальной идеи, ее многоплановое бытие в истории человечества. Тем более что определенное «содружество» с данной темой убеждает в относительной отстраненности некоторых ученых и читателей от указанной проблематики. И конечно же, берясь за рассмотрение сущности национальной идеи в принципе, изберем правильный, на мой взгляд, путь к русской идее, и коснемся таких вопросов, которые до сих пор провоцируют разнообразные острейшие баталии на фронтах теоретико-национальных дискуссий.

Итак, приступим к выяснению сущности национальной идеи. С каких сторон осуществлять движение к центру, т. е. к сущности?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Цит. по: Русская философия: Энциклопедия. М., 2007. С. 474.

Путь духовного обновления. М., 1993. С. 245.

Солженицын А. И. Как нам обустроить Россию: Посильные соображения. Л.: Сов. писатель, 1990. С. 28.

Там же.

Солженицын А. И. «Русский вопрос» к концу XX века // Новый мир. 1994. № 7. С. 173.

Однако идея непостижимости России оспаривается другим поэтом, хотя и не столь ярко:

Конечно, следует стремиться понять Россию. Для этого, в частности, пишется ее история и философия истории; однако мысль Ф. И. Тютчева, как мы понимаем, в том, что есть все же предел рациональному познанию России, за которым скрывается ниспосланная свыше ее тайна.

Относительно обстоятельный анализ см.: Гидиринский В. И. Русская идея и армия: Монография. М., 1997.

О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 266.

Ильин И. А. Историческая судьба и будущее России // Ильин И. А. Наши задачи: Статьи 1948–1954 годов: В 2 т. М., 1992. Т. 1. С. 331.

Ильин И. А. Историческая судьба и будущее России. С. 322.

См.: Сапронов П. А. Русская философия. Опыт типологической характеристики. СПб., 2000.

Там же. С. 17.

Сапронов П. А. Указ. соч. С. 350.

Там же. С. 395.

Сапронов П. А. Русская философия. Проблема своеобразия и основные линии развития. СПб., 2008.

Там же. С. 9.

Замечу, что я далек от апологии русской философии. Оценку ряда ее определенных слабостей разделяли в прошлом и современники В. С. Соловьева; сегодня критический анализ также имеет место, и я его разделяю. Однако тотальный «разнос» русской философии, да еще без учета творчества многих оставшихся в забвении мыслителей, неадекватен истинному содержанию русской философии, ее месту в духовной культуре России.

См.: Русская философия: Энциклопедия. М., 2007. С. 219–221. «Зарубежная история русской философии».

Более обстоятельно об этом см.: Гидиринский В. И. Русская идея и армия. М., 1997. Гл. 1 и 3; Он же. Введение в русскую философию. М., 2003. Гл. 4, § 3; Он же. Русская интеллигенция в истории России. М., 2007.

«Совесть без Бога хрупка» («Преступление и наказание»). Неслучайно проблема истинного патриотизма занимала умы и сердца мыслителей русского зарубежья (см.: Дырин И. А. Патриотическая идея и военная доктрина для будущей России в литературе русского зарубежья первой половины XX в. М., 2008).

Кондорсе Ж. А. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума // Философия истории: Антология. М., 1995. С. 45–46.