Хавьер Субири - Чувствующий интеллект. Часть I. Интеллект и реальность

Очевидно, что этот акт впечатления, как убедится читатель, в своем единстве сложен, чрезвычайно богат и трансцендентален, ибо в нем мы пребываем необратимо погруженными в реальность . В силу этого акт чувствования в то же время представляет собой акт постижения (νόησνς), поскольку постижение (νούς) есть не что иное, как чувствование реальности . Стало быть, речь идет не просто о ноэтико-ноэматическом единстве, а об έργον: деле, акте – чувствования реальности, о ноэргии . И поэтому анализ этого акта, говорит Субири в прологе к этой книге, есть не феноменология и не эпистемология, коль скоро познание (επιστήμη) есть лишь один из модусов постижения (νους). Он есть ноология .

Возможно, трудность этой книги заключается не столько в сложности самой темы, сколько в ее непосредственной простоте. Попытка пролить свет на эту прозрачную область, пользуясь словами и понятиями, которые сформировались в обращении с вещами, в невнимании к самой прозрачности, позволяющей увидеть вещи, ставит автора перед сложной задачей: использовать эти понятия – из коих некоторые имеют за собой долгую историческую традицию – применительно к области, для которой они не были созданы и к которой приспосабливаются, изменяя свои значения. Возьмем для примера такие ключевые понятия Трилогии, как понятия «реальности» или «актуальности». Очевидно, что в этой смене значений им следует придать оттенки, заимствованные, как правило, из обыденной речи, что затрудняет их адекватный перевод на другие языки. Конечно, эта проблема возникает в отношении любой философии, если она движется в области, которая была открыта феноменологией и о которой мы говорили выше. Хайдеггер в конце § 7 «Бытия и времени» прекрасно говорит об этом. Приведем это замечание, которое поможет нам благосклонно отнестись и к этой книге: «В отношении нескладности и ‘некрасивости’ выражения внутри нижеследующих анализов позволительно прибавить замечание: одно дело сообщать, повествуя о сущем , другое – схватить сущее в его бытии . Для второй из названных задач не хватает не только большей частью слов, но прежде всего ‘грамматики’… И где силы существенно меньше, и вдобавок размыкаемая бытийная область онтологически гораздо сложнее, чем заданная грекам, трудность формирования понятий и тяжесть выражения будут возрастать» [49] М. Хайдеггер, Бытие и время , Ad marginem, М. 1997, с. 38–39 (пер. В. В. Бибихина). .

Как заметит читатель, кажущаяся скромность начала, этой простой «формальности», в которой вещи пребывают в нашем чувствовании, послужит нашему автору для того, чтобы радикально по-новому поставить многие темы и проблемы, занимавшие философскую мысль на протяжении веков и обсуждаемые в наше время. Многие из нас сознают, что мы живем в эпоху коренных преобразований в мире, которые нас смущают и тревожат. Это беспокойство, это постепенное затемнение смыслов и ценностей, питавших нашу жизнь, с удивительной силой выражено в «Книге тревоги» португальского поэта Фернанду Пессоа. Наше время – время глубоких разрывов, кризисов. Кажется, что древний хаос простирает свои черные крылья и раздирает грифоновым клювом старый космос. Под стоны смирившихся и бессильных мир погружается в пучину, в пропасть Ничто, где нет уже никаких оснований. В этой картине философия Хавьера Субири подобна пробившемуся лучу света, или тропе, которая, если последовать за всеми ее поворотами и ответвлениями, хотя и не приведет нас к готовому решению, но, может быть, выведет на те пути, высветит те возможности, которые позволят состарившемуся человечеству возродиться и обновиться. Эта философия ставит нас перед реальностью , которая побуждает, требует, подталкивает, поддерживает нас и позволяет нам постепенно преобразить ее в непрестанном и настойчивом усилии – «исторгнуть из нее хотя бы несколько малых осколков внутренней осмысленности». «Благодаря этому человек необратимо удерживается реальностью и в реальности: он пребывает в ней, ощущая ее на вкус. Ощущая что? Нечто – весьма немногое – из того, что является реальным. И, тем не менее, он конститутивно удерживается в реальности. Каким образом? В этом – большая человеческая проблема: уметь пребывать в реальности» [50] Xavier Zubiri, Inteligencia y Razón , Alianza Editorial – Sociedad de Estudios y Publicaciones, Madrid 1983, pp. 351–352. .

Эктор Гарса Сальдивар, SJ

Гвадалахара, Мексика

Ноябрь 2005

Я публикую эту книгу об интеллекте спустя многие годы после того, как опубликовал книгу о сущности [51] Xavier Zubiri, Sobre la esencia (1 a ed. 1962; 5 a ed. 1985). . Это не просто хронологическая констатация. Напротив, она обладает внутренним смыслом, который будет не лишним прояснить. Что здесь означает «после»?

С точки зрения многих читателей, моя книга «О сущности» лишена основы, потому что они полагают, что знать, что такое реальность, невозможно без предварительного исследования того, что́ мы можем знать. Если говорить об отдельных конкретных проблемах, это действительно так. Но утверждать вообще, что это требование относится к знанию реальности как таковой, есть нечто иное. Такое утверждение выражает идею, которая в разных видах воодушевляла почти всю философию Нового времени, от Декарта до Канта: идею «критицизма». Фундаментом всякой философии служит критика: установление того, что́ возможно знать. Однако я думаю, что это утверждение неточно. Разумеется, исследование реальности вынуждено обращаться к определенным концептуализациям того, что такое знание. Но заключается ли в такой необходимости какое-либо предшествование? Не думаю, потому что не менее верно, что исследование возможностей знания неосуществимо и на самом деле никогда не осуществлялось без обращения к определенной концептуализации реальности. В работе «О сущности» содержится множество утверждений относительно возможности знания. Но, в свою очередь, не подлежит сомнению, что исследование знания и его возможностей подразумевает множество понятий о реальности. Дело в том, что ни внутреннее первенство знания перед реальностью, ни первенство реальности перед знанием невозможны. Знание и реальность по самым своим корням тесно и строго сродни друг другу. Нет никакого первенства одного перед другим. И это так не просто в силу фактических условий нашей исследовательской работы, но в силу внутреннего и формального условия самой идеи реальности и знания. Реальность есть та формальная характеристика – та формальность, – сообразно которой постигнутое есть нечто «в собственном смысле» (en propio), некое «само по себе» (de suyo). И знать означает схватывать нечто в соответствии с этой формальностью. Очень скоро я вернусь к этим идеям. Так что предполагаемое критическое предшествование знания по отношению к реальности, то есть к знаемому, представляет собой, по сути, не что иное, как опасливое колебание перед самим начинанием философствования. Это подобно тому, как если бы некто, желая открыть дверь, в течение долгих часов изучал движение мышц своей руки: скорее всего, он никогда так и не откроет двери. По сути, эта критическая идея предшествования сама по себе никогда не приводила к знанию реальности, а когда ей удавалось это сделать, она, как правило, была этим обязана собственной неверности по отношению к критике. Это и не могло быть иначе: ведь знание и реальность сродни друг другу по своим корням. Поэтому опубликовать эту книгу об интеллекте после того, как было опубликовано исследование о сущности, не значит заполнять пустоту, утолять неудовлетворенную потребность. Напротив, это значит на деле показать, что исследование знания не предшествует исследованию реальности. Так что «после», о котором я выше говорил, – не просто фактическая констатация, но активная демонстрация обдуманно негативного отношения к любой критике знания как предварительной основе изучения реального.