Хавьер Субири - Чувствующий интеллект. Часть I. Интеллект и реальность

Тем самым Гуссерль открывает ту фундаментальную область, в которой возможно подступиться к «вещам» в их изначальной явленности, прежде любого теоретизирования о них и прежде любой первичной двойственности объекта и необходимо соотнесенного с ним субъекта. Гуссерль попытался реализовать заявленную им феноменологическую программу «возврата к самим вещам» ( zu den Sachen selbst ) и выдвинул требование строгого описания интенциональных переживаний, как основы любых последующих теоретических объяснений . Такое описание должно идти далее чисто психологического уровня, на котором остановился учитель Гуссерля Брентано. Ибо феноменологическая редукция подразумевала преодоление чисто эмпирического плана, плана реальности, и открывала доступ к самому эйдосу – к самой сущности, объективному смыслу эмпирических вещей.

Следуя этому требованию «строгого описания» интенциональных переживаний, Гуссерль приходит к трансцендентальной редукции как средству их радикального обоснования. Феномен являет себя только в редуцированном акте сознания; иначе говоря, феномен являет себя только для сознания, и поэтому сознание конституируется как область любой возможной феноменологической явленности, любой возможной «данности». Таким образом, речь идет о трансцендентальной субъективности, поскольку она составляет условие возможности всякой данности и определяет модус предъявления данности сообразно ее интенциональности. «Вещи» даны по-разному, в зависимости от того, идет ли речь об актах восприятия, припоминания, любви, и. т. д. Другими словами, условием их возможности в качестве именно таких объектов ( ноэм ) выступает интенциональное сознание ( ноэсис ). Для Гуссерля это означает, что именно ноэсис открывает и делает возможной область смысла ( Sinn ) ноэмы, и, как таковой, он есть Sinngebender Akt (акт придания смысла). На втором шаге, говорит философ, на это конституирование объективного смысла накладывается «темпоральность», как и на само конституирование интенционального сознания. Так «время» становится сферой конституирования ноэсиса и ноэмы.

Сказанного достаточно, чтобы заметить, что гуссерлевский проект первой философии оставляет нас в радикальной области субъективности, которая темпорально конституирует себя в интенциональных переживаниях и одновременно конституирует свой мир, как коррелят объективных смыслов. Мир, который, как таковой, является миром моих переживаний, есть «мой мир». Исходя из этого, философ по необходимости сталкивается с проблемой «интерсубъективности» мира и доступа от моего эго к существованию других эго. Весь вопрос в том, что, хотя гуссерлевский проект, несомненно, ломает классическую схему идеализма, его отправным пунктом и глубинным основанием остается не «сознание» вообще, но акт сознания. Неудивительно, что сам Гуссерль называет свою философию «трансцендентальным идеализмом». Многие из последователей Гуссерля, которых вначале вдохновила открытая феноменологией возможность размышлять о вещах вне теоретических допущений, сохранят открытость горизонта и откажутся принять трансцендентальную редукцию, вновь замыкающую нас в конститутивной субъективности.

В эту линию встраивается мысль другого крупнейшего философа XX в., Мартина Хайдеггера. Для Хайдеггера вопрос заключался в том, действительно ли акт сознания представляет собой радиальный исходный пункт, свободный от допущений, как это предполагал Гуссерль; и действительно ли первая философия должна располагаться на этом уровне; или же интенциональное сознание имеет основанием более радикальный феноменальный план. Ведь, в конце концов, феноменологическая редукция, с ее заключением в скобки повседневной жизни, была лишь одной из многих других возможностей этой самой жизни. Самое главное – в том, что интенциональное сознание, сознание как сознание чего-то, – лишь один из моментов жизни, которая вся есть жизнь «чего-то». Другими словами, жизнь никогда не бывает закрытой, замкнутой; она не может быть тем, что она есть, но открыта за пределы самой себя. Это жизнь «из», «ex», то есть ex-sistentia, человеческая экзистенция. Она радикально открыта – для чего? Для самой себя. Человек как экзистенция должен жить, в обращенности к вещам черпая возможности бытия . В силу этого такой выход, ex , во время становится радикальной открытостью навстречу вещам. Но этот выход совершается не каким угодно образом: вещи постигаются в такой открытости как сущее . Отсюда – изначальный феномен : постижение собственного бытия как открытого бытию вещей, то есть узнавание бытия в том, что составляет человеческую экзистенцию. Это не означает возвращения к аристотелевской πρώτη φιλοσοφία, рассматривающей вещи как сущие . Это означает проявление (αλήθεια) самого основания первой философии, прямое вопрошание о смысле бытия как такового, независимо от сущих; то есть означает онтологическое различие . Человеческая экзистенция есть область Da («здесь»), где бытие ( Sein ) возвещает и являет себя: она есть Da самого присутствия бытия. В силу этого бытие человека, его эк-зистенция , есть Dasein («здесь-бытие»). И поэтому prima philosophia должна заключаться в строгом анализе – феноменологии – этого узнавания, этого Dasein , и в этом смысле должна быть фундаментальной онтологией . А поскольку речь идет о феноменологии узнавания, в которой возвещает о себе бытие – бытие как таковое и бытие вещей, – речь идет о достижении подлинного смысла возвещаемого таким образом бытия и о достижении фундаментальных структур самого бытия. Иными словами, здесь возможен только метод истолкования ( Auslegung ), метод герменевтики – έρμηνέυειν. Феноменология Dasein – это герменевтическая феноменология. Она развивается в главном труде Хайдеггера: «Бытие и время».

Сказанного достаточно, чтобы представить себе те интеллектуальные границы, в которых развертывается мышление Хавьера Субири и в которые встраивается эта книга. Мы говорим: «границы», потому что философия Субири, испытавшая немало влияний [47] В настоящее время исследователи философии Субири в Испании анализируют влияние, оказанное на него другим иберийским философом, который одно время был его учителем, – Хосе Ортегой-и-Гассетом. , прежде всего наследует философии Гуссерля и Хайдеггера. Мы имеем дело с первой философией: первой как потому, что речь идет о самом принципе философствования, о том радикальном начале, из которого надлежит исходить, так и потому, что она пытается достигнуть существа самих вещей, самого источника доступа к вещам, отправляясь от того, что «непосредственно дано» прежде любых теоретических, отстраненных разъяснений. И в этом смысле Субири принимает требование Гуссерля к философии – отталкиваться от прочного основания, свободного от предрассудков и допущений, и на этом уровне сосредоточиться на «строгом описании» «наличного». Это означает, что наш философ изначально помещает себя в область феноменологии как область первой философии . Это утверждение требует некоторых пояснений.