Василий Розанов - О Понимании

3. Точно ли совпадает мир идеальный ( мир познания ) с миром реальным, зависит от того, совпадает ли точно система схем разума с системою сторон мира.

При этом может быть три случая: полное совпадение, недостаток и излишек; каждый из них должен различно отразиться на отношении познающего разума к познаваемому миру.

4. Возможно, что схемы разума точно, без недостатка и без избытка, соответствуют сторонам мира; тогда понимание человеческое может стать, рано или поздно, всепониманием; мир может быть разгадан вполне, без остатка и истинно.

5. Возможно, что в мире вещей существуют стороны, не имеющие в разуме соответствующих им схем понимания; тогда познание человеческое должно вечно и необходимо оставаться ограниченным. Разум никогда не может ни узнать чего-либо об этом бытии, ни понять совершенно бытие ему известное. Потому что последнее объяснение этого известного лежит в том, что никогда не может быть узнано.

6. Возможно, что разуму присущи некоторые схемы, не имеющие соответствующих им сторон в мире вещей. Тогда эти схемы, как чистые потенции, никогда не могут получить реального содержания, т. е. выразиться в ясных и точных идеях, и должны вечно наполнять разум призраками бытия, обманчивыми и неясными. От этих призраков бытия разум никогда не в состоянии будет освободиться, не имея силы ни уничтожить в себе эти схемы, ни создать вне себя вещи, которые могли бы предать реальность им, как потенциям.

Сущность этой возможной ограниченности и несомненной обусловленности человеческого познания необходимо хорошо усвоить, чтобы правильно установить свое отношение к науке – не требовать и не надеяться от нее более, чем сколько она может дать. Ошибочно было бы думать, что эта обусловленность и ограниченность состоит во временной неполноте и недостаточности знаний, которая будет восполнена и уничтожена с увеличением количества наблюдений, с усовершенствованием умозрительной силы в человеке, с открытием новых средств и новых орудий исследования природы. Ошибочно думать, что лежащее за границами познания есть виды того же бытия, которое лежит в границах его, что это продолжение того же мира вещей, который знаем мы, но только пока еще недосягаемое и недоступное для человека – достижимое, но не достигнутое только им. В действительности эта обусловленность и ограниченность познания и глубже и серьезнее. Может лежать в мире нечто иррациональное, совершенно непостижимое, как бы бессмысленное; о чем нельзя ни подумать, ни сказать чего-нибудь; что немыслимо и однако же существует; непредставимо и однако же реально. И это непостижимое – не новые виды уже знакомого бытия, но нечто не имеющее с ним ничего схожего и ничего общего, нечто несравнимое с ним. Это и не вещи непостижимые, – но это непостижимые стороны в вещах, которые другими сторонами своего бытия хорошо известны нам. И причина этой непостижимости лежит не в ограниченности наших чувств, но в самом строении разума и в несоответствии этого строения со строением мира. И так как человек не в состоянии изменить ни строения мира – приведя его в соответствие со своим разумом, ни строения разума – приведя его в соответствие с миром, то и возможная ограниченность познания не есть временная неполнота его, но нечто необходимое и вечное.

В общем процессе понимания раскрывается только общее и основное строение разума. В науке, как в бесконечно углубленном и разветвленном понимании, раскроется разум во всей своей бесконечной сложности.

I. Предварительные замечания. Невозможность сообщить правильное строение науке как «совокупности человеческих знаний» и неспособность ее к последовательному развитию как следствие отсутствия этой правильности в строении. Способность к этой правильности строения и последовательности развития науки как понимания. – II. Три основные формы понимания: учение о познающем, учение о познавании и учение о познаваемом. Естественность и всеобъемлемость этого деления. Порядок этих учений соответствует порядку возникновения науки и всякого изменения в ней. – III. Учение о познающем и его внутренний состав. О форме существования разума; вопросы, на которые предстоит ответить этому учению, и возможные способы разрешить их. Учение о сущности разума; два вопроса, к которым сводится это учение, и пути разрешения их. Учение о свойствах разума; положительное и отрицательное определение их; явления в разуме, не составляющие процессов познавания. Учение о происхождении разума; различие его от учения о происхождении идей. Учение о назначении разума; реальное как цель потенциального. Учение о сходстве и различии разума; определение отношения разума к идеям, возникающим внутри его, и к вещам, лежащим вне его, как двоякая задача этого учения. Учение о числе разума; определение отношения единичного разума ко всеобщему как содержание этого учения.

I. Как «совокупность человеческих знаний» наука не имеет ни определенных очертаний извне, ни правильного строения внутри и не может поэтому органически развиваться, но только механически увеличивается в объеме содержания. Причем ни те знания, к которым прибавляются новые, не совершенствуются от этих последних, ни эти новые не освещаются светом старых. Не различимы в такой науке ни границы исследования, где бы мог найти успокоение разум, ни последние цели познания, влекущие к себе мысль, ни пути к выходу из лабиринта сомнений.

Нет при таком взгляде на науку цельного познания, нет науки как цельного воззрения человека на мир и на себя. Есть только отдельные науки – не разветвления целого, но группы знаний о группах однородных предметов и явлений. Вот почему они не располагаются сами в известном соотношении друг к другу, следуя своей естественной связи; но могут быть только подвергнуты, и то с трудом, искусственной классификации.

Как понимание – наука есть стройное целое, все части которого гармонически соединены между собою и в своем естественном и необходимом развитии стремятся к некоторым определенным и законченным формам. Это внутреннее строение науки вытекает из самой сущности ее как понимания; и по мере того, как разум будет раскрывать содержание этого термина, перед ним раскроются формы ее архитектоники.

И так велика эта стройность цельной науки, так глубоко отдельные формы ее вытекают из одной общей сущности, что ранее, чем возникли они, можно умственно проследить их до последних границ и видеть взаимную связь отдаленнейших из них. Для мысленного взора, проникающего в эту сущность, по-видимому, простую, всю сжатую в одном слове, вдруг раскрывается целый мир познания. И так широки пределы этого мира, что, только подробно и внимательно рассматривая все его части, можно приметить среди его отдельные и далеко разбросанные точки – науки уже существующие. То безграничное, что окружает их, как море окружает свои капли, открывает для разума необъятную, еще не испытанную область бытия и бесчисленные, еще ничем не наполненные формы науки.