Луций Анней Сенека - О благодеяниях

[1] Следует сказать, какие благодеяния надо оказывать и каким образом. Прежде всего станем оказывать необходимые, затем – полезные, потом – приятные и, по преимуществу, такие, которые могут долго сохраняться [15] Подобным же почти образом делит благодеяния и Аристотель. Rhetoric. 1. 5. . Начинать же надо с необходимых. Ибо различным образом достигает души то, что поддерживает жизнь, и то, что украшает ее или упорядочивает. Иной с пренебрежением может отнестись к тому, без чего он легко обойдется и о чем может сказать: «Возьми назад: не желаю этого; я доволен своим». Иногда бывает желание не только возвратить назад, но и бросить то, что получишь.

[2] Из (благодеяний) необходимых иные занимают первое место, это именно те, без которых мы не можем жить; иные – второе, это те, без которых мы не должны (жить); иные же – третье, это те, без которых мы жить не желаем. [3] К первому разряду относятся благодеяния следующего рода: спасти от рук врагов, от гнева тирана, от проскрипции [16] Опись имущества в казну, ссылка, изгнание. и от иных различных и разнообразных опасностей, угрожающих человеческой жизни. Чем больше и грознее будет та опасность, которую мы предотвратим (своими благодеяниями), тем более заслужим благодарности. Ибо является представление о том, от каких зол было оказано избавление, и предшествовавший страх придает цены благодеянию. Тем не менее, – с целью придать, при помощи страха, более веса своему благодеянию, – мы не должны, однако, спасать с меньшей энергией, чем на то имеем возможность. [4] Ближайшие к благодеяниям этого рода суть те блага, без которых мы хотя и можем жить, но жить таким образом, что лучше было бы умереть. Таковы, например, свобода, целомудрие, здравый рассудок. [5] За сим будет следовать то, что нам дорого в силу связи, крови, употребления и продолжительной привычки, как-то: дети, супруги, пенаты [17] Родной кров – domus paterna. и прочее, к чему душа наша привязалась до такой степени, что расстаться с ними для нее кажется тяжелее, чем с жизнью. Далее следуют благодеяния полезные, содержание которых разнообразно и обширно. Сюда будет относиться денежная (помощь), не очень обильная, но соразмеренная надлежащим образом, почести и содействие лицам, стремящимся к высшим должностям, ибо нет ничего полезнее, как быть полезным для самого себя [18] Т. е. всего полезнее такое благодеяние, при помощи которого мы имеем возможность принести себе пользу и заручиться помощью людей сильных. . Прочие дары уже происходят от излишества и служат целям роскоши. В отношении к ним следует наблюдать, чтобы они были благовременны, невульгарны и притом таковы, чтобы служили предметом обладания немногих, или немногих в известное время, или если даже они недороги сами по себе, то чтобы были дороги по времени или по месту. [6] Следует иметь в виду тот подарок, который всего более доставил бы удовольствия, который чаще был бы на глазах своего владельца, дабы сей последний столь же часто пребывал с нами (мысленно), сколько пребудет с ним. Всего более следует остерегаться, чтобы не послать в дар совершенно ненужного, как, например, женщине или старику – охотничьего оружия, крестьянину – книг, или человеку, преданному ученым занятиям и литературе, (рыболовных) сетей. И наоборот, следует смотреть, чтобы, желая послать приятный подарок, не предложить каждому что-либо такое, что будет обличать его недостаток, как, например, пьянице – вино, здоровому – лекарство. Ибо то, чем изобличается порок принимающего, начинает уже быть поруганием, а не даром.

[1] Если выбор дара в нашей власти, то станем выбирать по преимуществу то, что может сохраняться, дабы благодеяние наше было по возможности менее преходящим. Ибо немногие чувствуют благодарность настолько, чтобы помнить о полученном ими в том случае, когда сего не видят. Людям же неблагодарным воспоминание (о благодеянии) приходит на ум вместе с самим благодеянием, тогда, когда это последнее находится пред глазами и не позволяет забыть о себе, но приводит на память и запечатлевает в ней своего виновника. И тем более нам следует выбирать такое, что может долго сохраняться, по той причине, что мы сами никогда не должны напоминать: пусть само дело пробуждает исчезающее воспоминание. [2] Я буду охотнее дарить серебро, обращенное в вещь, чем в монету, охотнее буду дарить статуи, чем одежду и такое, что уничтожается после кратковременного употребления. У немногих сохраняется благодарность, когда нет (налицо) предмета (благодеяния); больше таких людей, у которых подаренные предметы сохраняются в памяти не долее того, чем в употреблении. Посему если это возможно, то я не желаю, чтобы мой дар пропадал. Пусть он остается, пусть пребывает возле моего друга и живет вместе с ним. [3] Нет такого глупца, которого следовало бы убеждать, чтобы он не посылал кому-нибудь гладиаторов или охоты [19] Venationem , т. е. самих зверей, взятых на охоте и приспособленных к охоте. Как то: львов, слонов и т. п., которые в древних римских цирках выпускались для борьбы друг с другом или с особыми гладиаторами, так называемыми бестиариями, в те дни, когда давались зрелища, предназначенные для народного увеселения. , после того как зрелище было уже дано, чтобы летних одежд он не посылал зимой, а зимних – летом. Пусть при благотворении руководятся здравым смыслом и принимают в соображение время, место и лица, так как иные предметы моментами бывают то приятны, то неприятны. Насколько будет приятнее получить, если мы дадим то, чего кто-либо не имеет, чем то, что у него находится в изобилии; то, чего он долго ищет и не находит, чем то, что он может увидать везде. [4] Пусть дары будут не столько ценны, сколько редки, изысканны и притом таковы, что нашли бы себе место даже у богача. Так, например, и простые яблоки, которые немного дней спустя могут подвергаться презрению, доставляют удовольствие, если появились раньше. Не будет также оставлено без внимания (со стороны принимающих благодеяния) и то, чего не дал им никто другой (кроме нас) или чего мы не дали никому другому.

[1] Однажды коринфяне [20] Подобное же повествование встречается у Плутарха (Lib. de Monarchia, Democratia et Oligarchia, c. 2). Но у него речь идет не о коринфянах, а о мегарцах. Вообще Сенека с предубеждением относился к Александру Великому. чрез послов поздравляли Александра Македонского – когда покоритель Востока возомнил себя выше людей – и в качестве подарка предложили ему свой город. После того как Александр осмеял этого рода подарок, один из послов сказал ему: «Мы никому другому никогда не дарили своего города, кроме тебя и Геркулеса». [2] Тот (Александр) с охотой принял тогда предложенную ему почесть, угостив и другими способами обласкав послов, и размышлял не о тех, кто принес ему в дар город, но – о том, кому они прежде его подарили. И человек, увлекшийся славой, сущности и меры которой сам не понимал, – человек, следовавший по стопам Геркулеса и Вакха и не останавливавшийся даже там, где этих следов не было, перенес свой взор от принесших ему дар к тому, кто удостоился подобной же почести, как будто благодаря тому, что был сравнен с Геркулесом, он уже достиг неба, которое обнимал своими весьма пустыми мыслями. [3] В самом деле, какое сходство с оным, т. е. Гераклом, имел сумасбродный юноша, у которого вместо добродетели (virtus) было счастливое безрассудство. Геракл [21] Философы и риторы древности, в особенности же стоики, склонны были восхвалять Геракла и ставить его образцом мужества, справедливости и благоразумия. Ср.: Xenophont. Memor. Socr. II, 1, 21. ничего не победил для себя: он прошел вселенную для ее избавления, а не в угоду собственной страсти. Над чем одерживал победы враг злых, защитник добрых и умиротворитель суши и моря? А сей (Александр) был разбойником с детства, истребителем народов, губителем как врагов, так и друзей, считавшим за высшее благо наводить ужас на всех людей, забывая, что страх внушают не только самые отважные животные, но и самые неподвижные, благодаря своему вредоносному яду.