Георгий Гюрджиев - Рассказы Вельзевула своему внуку

Начав так, я должен, значит, теперь быть совершенно спокойным и даже, согласно имеющимся у людей понятиям религиозной морали, быть без всякого сомнения уверенным в том, что все дальнейшее в этом для меня новом деле, как говорится, «пойдет-как-по-маслу».

Во всяком случае, я начал именно так, а как дальше пойдет – можно пока выразиться, как сказал слепой, – «посмотрим».

Прежде всего я положу мою собственную руку, причем правую, которая, хотя в данный момент и является немного поврежденной из-за происшедшего со мной несчастья, зато действительно моя собственная и за всю мою жизнь мне ни разу не изменявшая, на мое сердце, конечно тоже собственное; что же касается того, изменяла ли или не изменяла мне эта часть всего моего целого, я не нахожу нужным здесь распространяться, и откровенно признаюсь в том, что лично мне писать совершенно не хочется, но к этому меня вынуждают совершенно от меня не зависящие, создавшиеся окружающие обстоятельства, – обстоятельства, случайно ли возникшие или намеренно созданные какими-либо посторонними силами, этого я сам пока еще не знаю, а знаю только, что эти обстоятельства повелевают мне писать не что-либо «так-себе», как например, что-либо для чтения «на-сон-грядущий», а капитальные, толстые книги.

Как бы там ни было, я приступаю.

С чего же начать?..

О дьявол! Неужели повторится то же самое, очень и очень неприятное и в высшей степени странное ощущение, которое мне пришлось испытать, когда я около трех недель тому назад в мыслях своих составлял схему и последовательность идей, предрешенных мною к обнародованию, и не знал тоже, с чего начинать.

Это тогдашнее ощущение я теперь мог бы формулировать словами только так: «боязнь-погибнуть-от-наводнения-собственных-мыслей».

Тогда я еще мог, чтобы прекратить в себе это нежелательное ощущение, прибегнуть к помощи имеющегося и во мне, как в современном человеке, того злостного свойства, которое сделалось присущностью всех нас и способствует без испытывания какого бы то ни было угрызения совести откладывать все что угодно «на послезавтра».

Это я мог сделать тогда очень легко, потому что до начала самого акта писания предвиделось много времени, но теперь этого сделать уже никак нельзя, а надо непременно, как говорится, «хоть-тресни-а-начинай».

На самом деле, с чего же начинать?

Ура! Эврика!

Почти все книги, которые мне приходилось в жизни читать, всегда начинались с предисловия.

Значит, и мне надо начать с чего-либо вроде этого.

«Вроде этого» – сказал я, потому что вообще всегда в процессе моей жизни, почти уже с тех пор как я начал отличать мальчика от девочки, я стал делать все, решительно все, не так, как делают другие окружающие, подобные мне, тоже двуногие истребители добра природы. Поэтому теперь я и в писательстве должен и даже, пожалуй, уже принципиально обязан поступить не так, как это сделал бы всякий другой писатель.

Во всяком случае, вместо общепринятого предисловия, я просто-напросто начну с предупреждения.

Начать с предупреждения будет, по-моему, самым правильным хотя бы только потому, что это не будет противоречить никаким моим ни органическим, ни психическим, ни даже «самодурным» наклонностям и принципам, а в то же время будет совершенно честно, конечно в объективном смысле, потому что как мною лично, так и всеми другими, уже близко знающими меня, ожидается с несомненной уверенностью, что из-за моих писаний у большинства читателей сразу, а не постепенно, как это рано или поздно должно от времени случиться вообще у всех людей, совершенно исчезнут все имеющиеся в них, как по наследству к ним перешедшие, так и собственным опытом приобретенные «богатства» в виде успокаивающих, вызывающих только наивные мечтания, понятий и прекраснейших представлений как о настоящей своей жизни, так и об ожидаемых перспективах в будущем.

Подобные вступления профессиональные писатели обыкновенно начинают с обращения к читателям всевозможными высокопарно-возвеличивающими, так сказать, «услащенно-пуфукающими» титулованиями.

Вот, пожалуй, единственно в этом я и возьму с них пример и тоже начну с такого обращения, но только постараюсь не с очень «притворного», как это у них обыкновенно получается и каковая их манера особенно теребит нервы более или менее нормального читателя.

Итак…

Милостивые, многочтимые и многоволевые, также, конечно, и многотерпеливые Государи мои и многоуважаемые, восхитительные и беспристрастные Государыни мои! Виноват, самое главное я упустил – и совсем ничуть не истеричные Государыни мои!

Имею честь уведомить вас, что, хотя в силу возникших на одном из последних этапов процесса моей жизни причин, я и приступаю к писанию книг, но что я в жизни моей еще никогда не писал не только книг или разных так называемых «поучительных-статей», но даже и такого письма, в котором непременно надо было бы соблюдать так называемую «грамматичность», и вследствие всего этого я, теперь хотя и становлюсь писателем, но, не имея решительно никакого навыка, как в установившихся всяческих писательских профессиональных правилах и приемах, так и в так называемом «бонтонно-литературном-языке», принужден буду писать совсем не так, как пишут обыкновенные «патентованные» писатели, к форме писания которых вы, по всей вероятности, уже давно привыкли, как к своему собственному запаху.

От всего этого в вас, по-моему, непременно возникнет досада, главным образом от того, что ведь в вас еще с детства внедрен и до идеала хорошо сгармонизирован с вашей общей психикой для восприятия всяких новых впечатлений прекрасно действующий автоматизм, благодаря каковой «благодати» теперь вам во время вашей ответственной жизни ни в чем уже нет никакой надобности делать какое бы то ни было индивидуальное усилие.

Откровенно говоря, лично я центр тяжести в таком моем признании придаю не отсутствию у меня навыка для всяких писательских приемов и правил, а тому, что я не владею сказанным «бонтонно-литературным-языком», неизбежно требующимся в современной жизни не только от писателя, но и от всякого обыкновенного смертного.

Относительно первого, т. е. моего незнания разных писательских приемов и правил, я почти не беспокоюсь.

Не беспокоюсь же на этот счет я потому, что такое «профанство» теперь в жизни людей уже сделалось тоже как бы в порядке вещей. Такая благодать возникла и в настоящее время всюду на Земле существует «припеваючи» благодаря той экстраординарной новой болезни, которой вот уже двадцать – тридцать лет заболевают почему-то те из числа всех трех полов наших людей, которые, во-первых, спят с полуоткрытыми глазами, и во-вторых – лица которых представляют из себя во всех отношениях плодородную почву для произрастания всевозможного рода прыщей.