Андрей Мясников - Если ты мыслишь здраво – политика уже с тобой. Современная практическая философия

Скрытый в первой части стихотворения вопрос «почему?» является самым опасным средством в такого рода интеллектуально-моральном противоборстве. Гордый поэт вовсе не хочет отказываться от своего «рассудка» и его доводов, т.е. от своей личной позиции, потому что он видит слабость аргументов «свыше»:

Итак, «слава, купленная кровью» тысяч и миллионов простых людей не впечатляет поэта. Почему? Великие, громкие победы прошлого, в том числе и недавняя для Лермонтова победа над Наполеоном, – блекнут на фоне унизительного, рабского положения «народа-победителя». Этой славой пользуются лишь немногие избранные, прикрывая своё особое превосходство над послушным большинством. Рассудок поэта не приемлет такого унизительного положения и позёрства.

К тому же «полный гордого доверия покой», вековая детская боязнь «раскачивать лодку» и что-то менять в государстве, по существу, просто смешна, тем более, когда она лживо прикрывается отеческой заботой обо всём народе, благополучии всех подданных. Желанный «отеческий покой» неизбежно ведёт к умерщвлению всего «беспокойного», оригинального, творческого и самостоятельного, что собственно и происходило в николаевской России. Высказать правду в такой системе – значит, «бунтовать». А как же честному человеку, смелому офицеру и поэту-публицисту не писать, не говорить того, что он думает, чувствует, что понимает в этой жизни? Для слабых людей выбор не велик: или смиренно молчать, или обманывать себя и других. В обоих случаях личность будет унижена, подавлена, а достоинство потеряно. Для Лермонтова – это было не приемлемо.

И даже «старины заветные преданья», которые были близки поэту, – не порождают у него радостного восхищения, не дают отрады пытливому рассудку. Почему? По моему мнению, на фоне мрачного исторического прошлого России поэт хотел бы видеть более светлое настоящее, которое бы приближалось к идеалу («мечтаниям»), а не отдалялось бы от него. Гордиться прошлым хорошо и уместно тогда, когда оно стало основанием для лучшей жизни. Когда же в настоящем сплошная имитация, типа у нас – «тишь, гладь, да божья благодать», то высокие мечты испаряются как утренний туман, воля парализуется, рассудок деревенеет до состояния «ать, два, три» и постепенно сливается с общим казённым «отеческим порядком».

Теперь нам очевидно, что «отеческий рассудок» выражает именно деспотическую вертикаль власти, которая нацелена на принуждение конкретного лица к рабскому подчинению своим требованиям («порядку»). Лермонтов художественно точно показал, что когда личный рассудок человека выходит из-под такой «отеческой» опеки и начинает мыслить самостоятельно, по-своему оценивать действительность, то его отношение к окружающему миру становится внутренне противоречивым, так как личность начинает раздваиваться между эмоциональной любовью к «Родине» и рассудочной нелюбовью к «Отчизне».

Это усложнённое понимание российской общественной жизни начинается среди интеллектуалов ещё в конце XVIII – начале XIX века. Например, Николай Карамзин в своей статье «О любви к отечеству и народной гордости» (1802 г.) говорит о трёх видах любви к отечеству: физической, моральной и политической 11 11 Карамзин Н. О любви к отечеству и народной гордости // Избранные сочинения в двух томах. – М.-Л.: Художественная литература, 1964. – Т.2. – С. 280—287. [Электронный ресурс]. URL: [битая ссылка] http://www.rvb.ru/18vek/karamzin/2hudlit_/01text/vol2/03publicity/70.htm (дата обращения: 20.09.2014.). . С моей точки зрения, первая и вторая из них являются именно «любовью к родине», т.е. естественной привязанностью к родной природе, близким людям, родному языку, обычаям и нравам. А третья – политическая любовь – будет представлять собой не что иное, как уважениек государственному порядку, «отчизне» -отечеству. Карамзин обосновывает необходимость политической любви к отчизне с помощью рационально-прагматического аргумента: «Мы должны любить пользу отечества, ибо с нею неразрывно связана наша собственная» польза, «любовь к собственному благу производит в нас любовь к отечеству» [4, с. 282.]. Таким образом, у Карамзина мы находим уже не патерналистскую позицию слепого подчинения государственной власти и безрассудного патриотизма, а сознательное, добровольное признание полезности такого государства («отечества»), которое уважает и поддерживает личное благо и личное счастье своих граждан. Именно о таком добровольном и рассудочном патриотизме мечтал и Лермонтов, но реально испытывал лишь естественную любовь-привязанность к своей родине.

Поэт, лишённый иллюзий верноподданической любви, судит свою «отчизну» разборчиво, придирчиво, не давая себя ввести в заблуждение, и не желая оказаться «в дураках». Как живой человек, он хочет любить, но как мыслящая личность, он не может любить всё подряд. Его рассудочная избирательность требует самому судить обо всём: о былом, о настоящем и желанном будущем. А для этого нужно много знать и уметь сравнивать «свои» достижения, удачи, поражения и слабости с историями других людей и народов.

– А если я многого не знаю, могу ли я судить? – может спросить себя поэт, и не только он.

Это ключевой вопрос, который должен решить для себя взрослый, самостоятельный человек. Судить самому, своим рассудком или подчиниться другому, более авторитетному, более знающему уму?

Я полагаю, что этот жизненно важный вопрос Лермонтов решает для себя в первой части своего стихотворения, и оставляет нам в наследство свою «странную любовь» к «отчизне».

Теперь мы можем прямо сказать, что рассудок отчизны (государевый, великоотеческий) не смог победить рассудок поэта, не смог подчинить его гений своим властным интересам. Несмотря на все хитроумные приманки и красивые сказки об отчизне, поэт не поддаётся им; он мысленно бежит от них туда, где нет искуссного обмана, где нет коварного злодейства; бежит воображением туда, где можно верить своим чувствам и почти беззрассудочно любить: