Анатолий Ахутин - Поворотные времена. Часть 1

1.4. Местами в статье ведется неявный разговор с философом В. В. Бибихиным. Автора глубоко затрагивают не только ведущие темы этого философа, но и сама стилистика философствующей речи, которой он виртуозно владеет: стилистика свободного и чуткого обитания в стихии русской речи, внимательного вслушивания в ее смысловые обороты. He раз пользуясь щедростью В. В. Бибихина, позволявшего мне, в частности, изучать записи его лекций, с благодарностью признаюсь в том, что многим в уяснении собственных понятий обязан схождениями и расхождениями с путем его мысли. Признаюсь также и в том, что усвоил (если не присвоил) полюбившиеся мне находки его речевого внимания. Так, само название работы и скрытая в нем многозначность были – может быть, даже не совсем осознанно для автора – во многом предопределены докладом В. В. Бибихина «Дело Хайдеггера» 7 7 Бибихин В. В. Дело Хайдеггера // Философия Хайдеггера и современность. М., 1991. С. 166 – 171. .

1.5. Автор не может не выразить признательность студентам, которые, часто не ведая того, помогли ему заметить непростительные темноты и существенные провалы в его рассуждениях. Автор заранее приносит свои извинения за те, что остались им незамеченными.

И одно необходимое уточнение.

Речь пойдет о деле философии вообще. Речь пойдет о том, чем занимаются философы, когда они занимаются философией, независимо от их различий, расхождений, упразднений друг друга и прочих скандалов. Ho есть ли такое общее дело, в котором все философы, знают они о том или нет, участвуют? Гегель видел в истории европейской философии дело одного, осознающего себя, познающего себя, приходящего к себе и в себя духа. Британский философ, логик и математик А. Уайтхед видел в истории европейской философии лишь примечания к Платону 8 8 «Самая верная общая характеристика европейской философской традиции в том, что она состоит из ряда примечаний к Платону» (Whiteheud А. Ν. Process and Reality, an Essay in Cosmology. Cambridge, 1991. Цит. по предисл. М. А. Кисселя к кн.: Уайтхед А. Избранные работы по философии. М., 1990. С. 32). . Для Хайдеггера история европейской философии от Парменида до Ницше – история одного события: метафизического самозабвения мысли, забывшей бытие. Он – на свой лад – также видит в ней лишь превращения платонизма. Каждое из этих толкований – особое понимание общего дела философии. Можно ли их как-то усреднить, привести к общему знаменателю? Останется ли что в числителе? Может быть, вернее было бы всерьез вдуматься в одно из этих осмыслений дела философии? Вот автор и решил поразмышлять о деле философии, обратив для начала особое внимание на тех мыслителей, которые впервые в Европе начали обдумывать это новое для них дело: на Сократа и Платона, конечно на платоновского Сократа и сократического Платона. Вообще говоря, дело философии – всегда новое, и у Аристотеля, не говоря уж, например, о неоплатониках, мы найдем существенное переосмысление этого дела. Ho начало всегда особо показательно. Таково существенное ограничение, но и уточнение нашего дела.

Мы собираемся заняться философией. Мы несем свои документы на философский факультет. Что, если на пути нам встретится некий Сократ и, по своему обычаю, задаст вопрос: «Куда это ты идешь, любезнейший?» «Учиться философии», – ответим мы. «Похвально, друг мой! Ho чему, собственно, ты хочешь выучиться, обращаясь к философии? Какому такому делу? – Вот если бы ты шел в консерваторию, было бы понятно, что ты хочешь научиться играть на каком-нибудь инструменте или сочинять музыку. Гармония звуков зовет и влечет тебя. К чему же влечет тебя призвание философа, которое ты, видимо, почувствовал в себе? – Ну а если бы ты шел на физический или химический факультет, ясное дело, ты хотел бы овладеть искусством экспериментатора и необходимой математической техникой, чтобы по мере способности включиться в дело исследования природы. Ведь учиться – не значит ли прежде всего овладевать каким-то тонким искусством, техникой своего будущего дела? He только ведь у плотников, инженеров, архитекторов, но и у филологов, историков, экономистов есть техника своего дела, все это своего рода искусства, которым при удаче и можно обучиться на деле.

Кроме того, мы худо-бедно знаем – или думаем, что знаем, – с чем каждое из этих „искусств” имеет дело, что именно его занимает, на чем оно специализируется. Так если тебя занимает философия, – что, собственно, тебя занимает, что тебя уже, кажется, захватило и увлекло, на чем хочешь ты сосредоточить внимание, в чем именно специализироваться?»

Сможем ли мы ответить Сократу – или самим себе – на эти вопросы? Или мы надеемся уяснить ответы потом, по ходу самого дела? Ho в том-то и трудность: как войти в курс философского дела, когда все здесь столь неопределенно и, как нарочно, на каждом шагу сбивает с толку? Какую только премудрость – древнейшую или новейшую – нельзя приписать к философии! Ho чем дольше мы бродим по ярмарке этих многозначительных мудростей – сакральных гимнов, мифов, откровений, загадочных притч, поэтических сказаний и иносказаний, глубокомысленных изречений, всеобъемлющих учений, их толкований, разоблачений, «рациональных» объяснений, экстравагантных переосмыслений, деструкций, реконструкций… – тем труднее нам ответить на вопросы Сократа.

Современный математик, к примеру, пожалуй, и может отшутиться: «Математика – это то, чем занимаются математики». В этой вроде бы шутке содержится, однако, намек для понимания сути дела. Есть, видимо, какой-то артельный, цеховой знак, по которому математик распознает «своих» – тех, кто принадлежит этому древнейшему цеху или роду. Да на первый взгляд кажется, что и не дело математики выяснять, чем, собственно, занимаются математики, определен круг фундаментальных проблем, есть прикладные области… He так у философов. Есть, конечно, школы, направления, традиции, «измы», но это-то и значит, что каждый крупный философ – основоположник «изма» – норовит переосмыслить все дело в целом как бы заново – с самого начала – родить саму философию, и речь идет не только о содержании учения, но и о смысле самого философского расположения ума, о характере философствования, т. е. о самой сути философского дела. Если, как говорят философы, речь в философии идет о первых основах, может ли каждый философ не быть некоторым образом первым, основоположником, может ли он вообще – в качестве философа – принадлежать какой-нибудь школе, даже традиции, т. е. что-то продолжать, а не начинать? Стало быть, по сути философского дела в него должна входить и специальная работа по пониманию, истолкованию, определению самой сути философского дела и соответственно формы или техники, в которых мысль работает в качестве философской. Поэтому расхождения в философии столь радикальны.