Джозеф Кэмпбелл - Мифы для жизни

Суровые будни и жестокие нравы неандертальцев ушли в прошлое и даже стерлись из памяти с завершением ледниковых эпох, приблизительно сорок тысяч лет назад; затем появилась – довольно внезапно – бесспорно, более развитая человеческая раса, в буквальном смысле человек разумный, Homo sapiens, от которого напрямую происходим мы. Именно с людьми этого периода связывают удивительные наскальные рисунки в Пиренейских горах, возле реки Дордонь во Франции и в Кантабрийских холмах в Испании. Им же приписывают маленькие женские фигурки из камня и кости мамонта или слона, которые забавно прозваны палеолитическими Венерами и которые, по-видимому, являются первыми произведениями человеческого искусства. Череп пещерного медведя, которому поклоняются, – не акт искусства в том смысле, в каком я здесь использую этот термин, как и погребальные предметы или каменные орудия труда. Статуэтки были сделаны без ступней, поскольку задумывались, чтобы втыкать их в землю, устанавливая в маленьких домашних святилищах.

Мне кажется важным отметить, что мужские фигуры, встречающиеся в наскальных рисунках того периода, всегда во что-то одеты, женщины неизменно изображены полностью обнаженными и безо всяких украшений. Это кое-что сообщает о психологических и, следовательно, мифических значениях соответственно мужского и женского начал. Женщина мистична сама по себе и воспринимается именно так: не только как несущая и дарующая жизнь, но и очаровывающая одним прикосновением, даже присутствием. Соответствие ее циклов смене лунных фаз добавляет таинственности. В то же время одетый мужчина – тот, кто обрел полномочия, кто выполняет конкретную, определенную социальную роль или функцию. В младенчестве – как отмечали и Фрейд, и Юнг – мать воспринимается как сила природы, а отец – как власть общества. Мать, родившая ребенка из чрева, обеспечивает его питанием и в детском воображении может также представляться (как ведьма из сказки про Гензеля и Гретель) матерью пожирающей, угрожающей поглотить обратно свое порождение. Отец же – тот, кто осуществляет инициацию, не только знакомя сына с его социальной ролью, но и служа для дочери основой самых первых впечатлений о мужском характере, так сказать, пробуждая дочь к ее социальной роли женщины рядом с мужчиной. Палеолитических Венер всегда находили поблизости от домашних очагов, в то время как изображения мужчин в нарядах обнаруживаются в дальних темных углах покрытых изображениями пещерных храмов, среди множества старательно прорисованных животных. Одеяниями и позами эти фигуры напоминают шаманов более поздних примитивных племен и, несомненно, были связаны с ритуалами охоты и посвящения.

Позвольте мне теперь разобрать легенду североамериканского индейского племени черноногих, которую я уже изложил в первом томе «Масок Бога» («Первобытная мифология). Она лучше, чем какая-либо из известных мне легенд, объясняет, как художники-охотники палеолита должны были интерпретировать ритуалы в своих таинственно разрисованных пещерных храмах. Легенда черноногих рассказывает о времени, когда индейцы на подходе зимы не смогли собрать достаточных запасов бизоньего мяса, поскольку животных не удавалось направить к обрыву и заставить спрыгнуть. Загнанные бизоны у самого края ухитрялись свернуть в сторону и убегали прочь.

И вот однажды ранним утром девушка из голодающей деревни, расположенной у подножия большого крутого холма, отправилась за водой. Подняв глаза, она заметила стадо, пасущееся вверху на равнине, и крикнула, что, если только бизоны собьются в загон, она выйдет замуж за одного из них. Вдруг сразу после этих слов животные начали сбегаться к обрыву, срываясь вниз и разбиваясь насмерть. Она, конечно, удивилась и обрадовалась, но потом, когда большой бык одним скачком перемахнул через ограду загона и понесся в ее сторону, перепугалась. «Пошли!» – сказал он. «Ох, нет!» – ответила она, отступая. Но он, напомнив о ее обещании, увел девушку на холм и прочь, в прерию.

Этот бык был воплощением духа стада, фигурой скорее мифической, чем принадлежащей реальному миру. В легендах примитивных охотников мы повсюду находим его двойников: полузверь-получеловек, шаманские образы (как змея в Эдеме), в которых трудно разделить звериное и человеческое, хотя в рамках сюжета мы легко воспринимаем проявления отдельных сторон.

Когда довольные жители деревни кончили забивать «упавшую с неба» добычу, они поняли, что девушка исчезла. Ее отец, обнаружив следы дочери и заметив промеж них бизоньи, сходил за луком и стрелами, а затем отправился по следам вверх по холму и на равнину. Проделав немалый путь, он вышел к озерцу с бизоньими грязевыми ваннами и неподалеку разглядел стадо. Уставший охотник присел, раздумывая, что делать дальше, и увидел летящую сороку, которая опустилась поблизости и стала что-то поклевывать.

«Ух ты! – воскликнул человек. – Прекрасная птица, ты же летаешь повсюду. Если увидишь мою дочь, скажи ей, пожалуйста, что здесь, у озерца, ее дожидается отец!»

Прекрасная черно-белая птица с длинным изящным хвостом упорхнула прочь прямиком к стаду и, отыскав там девушку, опустилась поблизости на землю. Она опять стала поклевывать землю, вертя головой туда-сюда, пока не оказалась очень близко к девушке, и только тогда прошептала: «Твой отец ждет тебя возле озерца».

Девушка испугано осмотрелась вокруг. Бык, ее муж, расположившийся совсем рядом, спал. «Ш-ш-ш! Лети назад, – прошептала она, – и скажи моему отцу, пусть ждет».

Птица вернулась с посланием к отцу девушки, а тем временем большой бык проснулся.

«Сходи, принеси мне воды», – сказал он. Девушка, поднявшись, сняла рог с головы мужа и направилась к озерцу, где отец тут же схватил ее за руку. «Нет, нет! – предостерегла она. – Бизоны погонятся следом и убьют нас обоих. Нам надо подождать, пока большой бык снова заснет, тогда я приду и мы ускользнем».

Она наполнила рог и вернулась назад к мужу, который сделал большой глоток и потянул носом воздух. «Где-то рядом человек», – сказал он. Хлебнул еще и принюхался снова, затем встал и заревел. Какой ужасный рев!

Подскочили все быки. Они подняли свои короткие хвосты и затрясли ими, вскинули могучие головы и замычали, затем, разбрасывая копытами грязь, помчались на все четыре стороны. Наконец, достигнув озерца, они затоптали до смерти бедного индейца, пришедшего на поиски дочери: поднимали его на рога и снова топтали копытами, пока от тела не осталось и следа. Дочь кричала: «О отец, о мой отец!» И по лицу ее катились слезы.

«Ага! – жестко сказал бык. – Так ты рыдаешь по своему отцу! Теперь, возможно, ты поймешь, что происходит и всегда происходило с нами. Мы видели, как твой народ убивал и резал наших матерей, отцов, всех наших родных. Но я пожалею тебя и дам лишь один шанс. Если ты сможешь вернуть своего отца к жизни, позволю тебе и ему возвратиться к своим».