Ибрагим Меликов - Духовное бытие свободы

Формальной власти над этим миром, которую предлагает Сатана, Христос противопоставил свою духовную власть свободы. «Мое царство не от мира сего», – говорит Христос. А в этом мире, который утратил свои духовные основы, он отвергает всякую формальную власть. Здесь даже, наоборот, он сам моет ноги своим ученикам.

Чудесам он противопоставляет свою человеческую судьбу. Он принимает человеческую смерть, чтобы быть духовно и сохранить духовную свободу. Он свободно выбирает во имя духовного бытия телесную смерть. Именно во имя свободы Христос выбрал Крест и Голгофу. Христос – личность, как носитель свободы во имя сохранения свободы, ненарушения ее, отвергает все искушения Сатаны. Хотя, приняв их, он имел бы больше своих последователей. Христос сам свободен, он есть само воплощение свободы, и он несет людям свободу. И это предполагает именно свободный выбор самой свободы. Если человек выбирает насильственно, по необходимости, даже, несмотря на то, что он выбирает саму свободу и духовность, то ценность такой духовности и такой свободы утрачивается.

Для свободы важно ненарушение принципов самой свободы. В ней важно все: и то, что достигается, и то, каким способом это делается. Но именно за это упрекает Христа Великий Инквизитор Достоевского. И, прежде всего, за то, что он слишком высоко думал о людях. «Но ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение, – говорит Великий Инквизитор, – ибо какая же свобода, рассудил ты, если послушание куплено хлебами? Но ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на Тебя дух земли, и сразится с Тобою, и победит Тебя, и все пойдут за ним, восклицая: “Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небес!” Знаешь ли ты, что пройдут века, и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть нет и греха, а есть только голодные. “Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!” – вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против Тебя и которым разрушится храм Твой. На месте храма Твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но все же Ты бы мог избежать этой новой башни и на тысячу лет сократить страдания людей, ибо к нам же придут они, промучавшись тысячу лет со своей башней!» [8] Достоевский Ф. М. Две главы из романа «Братья Карамазовы». (Бунт. Великий инквизитор // О великом инквизиторе. Достоевский и последующие. – М., 1992. – С. 30. . Это рассуждения и упреки мира необходимости миру свободы. Но миру необходимости не дано понять мир свободы, в которой таится сокровенная суть человека.

Личностность человека предполагает свободу до такой степени, что следование свободе оборачивается даже страданиями и мучениями для него самого. Когда свобода Духа влечет за собой чуть ли не брошенность Богом. Человек верит в Бога и следует ему до такой степени свободно, что Бог отворачивается от него, как бы подвергая его внутреннюю свободу испытаниям. И здесь идеалом является Христос, который на Кресте воскликнул: «Боже мой, Боже мой! для чего ты меня оставил, Отче?» [9] Евангелие от Матфея. – 27:46. . Так поступает Бог со своим единородным сыном. Такое же отношение Бога ждет человека, поднимающегося по пути духовной свободы. Если человек, становясь на путь духовного развития, поначалу чувствует защиту и покровительство высших сил, ему везет в мирских делах, т. е. его духовность является выгодной в человеческом плане, то чем дальше он углубляется в своем духовном совершенствовании, тем больше его свобода оказывается невыгодной ему в человеческом плане, тем больше она сулит ему неприятностей. И по сути дела быть свободным, когда свобода абсолютно бескорыстна, когда она оборачивается до невыносимости против человека, – вот идеал личностности и духовной свободы, который преподнес Христос своей жизнью.

Выбирая саму свободу на уровне своей воли, собственного выбора, человек обеспечивает и соответствующее этой свободе бытие на уровне телесной и духовной организации. Конечно, это в значительной степени касается психической жизни, в меньшей – телесно-материальной. Но подобная ситуация является более приемлемой и оптимальной. Ведь человек живет в большей степени и прежде всего своими душевными переживаниями, и только незначительно непосредственно телесными. Жизнь человека есть прежде всего жизнь его души, только потом – жизнь тела. Душевные переживания определяют отношение человека к телесно-материальному бытию, а это отношение определяет и составляет саму жизнь. Для человека в жизни значимым всегда является именно отношение, не то, что с ним происходит, а как он к этому относится.

Воля предполагает выбор, свобода же его не предусматривает. Выбор характеризует только волю, путь к свободе, но сама свобода выбор уже отрицает. С выбора только начинается путь к свободе. Человек выбирает между свободой и несвободой, и свой выбор делает в пользу свободы. Но, выбрав свободу, у него уже не остается возможности выбора. Ему остается следовать свободе. Поэтому выбор – это категория человеческая, а не личностная. Человек выбирает, а личность нет. У личности нет возможности выбирать, но есть возможность быть свободной. Личность не выбирает между свободой и несвободой. Она всегда действует по пути реализации свободы. Как говорил Н. Бердяев: «…свобода есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри, и свобода есть моя творческая сила, не выбор между поставленным передо мной добром и злом, а мое созидание добра и зла. Самое состояние выбора может давать человеку чувство угнетенности, нерешительности и даже несвободы. Освобождение наступает, когда выбор уже сделан, и когда я иду творческим путем» [10] Бердяев Н. А. Самопознание. – М., 1990. – С. 56. .

Личность – это реализовавший свой выбор человек. Он свой выбор уже сделал в пользу свободы, в пользу добра. Теперь он только идет по избранному пути. Суть соотношения свободы и выбора глубоко выразил Максим Исповедник. Вот как излагает его идею Г. В. Флоровский: «Свобода и воля совсем не есть произвол. И свобода выбора не только не принадлежит к совершенству свободы; напротив, есть умаление и искажение свободы. Подлинная свобода есть безраздельное, непоколебимое целостное устремление и влечение души к Благу. Это есть целостный порыв благоговения и любви. “Выбор” совсем не есть обязательное условие свободы. Бог волит и действует в совершенной свободе, но именно Он не колеблется, не выбирает… Выбор (то есть собственно “предпочтение”, как замечает сам Максим) предполагает раздвоение и неясность, то есть полноту и нетвердость воли. Колеблется и выбирает только грешная и немощная воля. Падение воли, по мысли преподобного Максима, именно в том и заключается, что утрачена цельность и непосредственность, что воля из интуитивной становится дискурсивной, что воление развертывается в очень сложный процесс искания, пробы, выбора… И вот в этот процесс привходит личное, особенное. Так слагаются личные желания… Здесь сталкиваются и борются несоизмеримые влечения… Но мерило совершенства и чистоты воли есть ее простота, то есть именно цельность и единовидность. И возможно это только через: Да будет воля Твоя! Это и есть высшая мера свободы, высшая действительность свободы, приемлющей первотворческую волю Божию, и потому и выражающей подлинные глубины самой себя» [11] Флоровский Г. В. Восточные отцы V–VIII веков. – М., 1992. – С. 217. .