Леонид Поляков - PRO суверенную демократию

Гусинский был олигархом-медиакратом, причем очень высокого полета. Он также был «информационным пиратом», занимавшимся не только «мочиловом», но и, по многочисленным рассказам, самым натуральным шантажом. И еще он был дрянным бизнесменом, набравшим кредитов, которые не мог вернуть. В 1995—1999 годах «Гусь» и его люди творили что хотели, например, не стесняясь, симпатизировали чеченским боевикам (пока те от избытка благодарности не захватили съемочную группу НТВ и не потребовали выкуп). А потом он ввязался в войну с Кремлем на стороне Лужкова и Примакова. Те проиграли и признали поражение, Гусинский сдуру решил продолжить бороться один. Дальнейшее было предсказуемо. В конце концов, он действительно был должен деньги и рассчитаться не мог. Что по закону, что «по понятиям» – его бизнес следовало забрать. Так что дело здесь не в свободе слова и не в демократии. Сколько ими ни прикрывайся. Понятна грусть лузера Гусинского, понятна печаль его бывших холопов и клиентов, развращенных огромными зарплатами и статусом «телезвезд», но вещи надо называть своими именами.

Когда Кремль еще с 2000 года взялся за региональных глав, привыкших узурпировать федеральную компетенцию и ресурсы, любивших порассуждать о том, есть ли у субъекта Федерации суверенитет или нет, целый хор собрался оплакивать федерализм и заодно сестру его демократию. Причем солировать взялись те, кто накануне как раз возмущался беспределом «региональных баронов» и требовал их наказать. Реформы растянулись на пять лет. Плач тоже. А когда отменили прямые выборы президентов и губернаторов, он перешел в вой.

Вновь обратимся к теории. Связь демократии и федерализма, т. е. разделение государственной власти на два уровня – федеральный и субфедеральный, вовсе не доказана. Более того, во многих случаях федеративное устройство тормозило демократизацию (в США, во многих латиноамериканских федерациях в XIX-XX вв.) Прямые выборы глав регионов не составляют необходимый элемент ни федерализма, ни демократии. В Индии – одной из крупнейших федераций – губернаторов назначает президент. Большинство «эталонно демократических» стран вообще унитарные, глав территориальных образований там либо выбирают соответствующие представительные органы, либо они назначаются центральной властью. Кроме того, в российской Конституции нет ни слова о прямых выборах регионалов, этот вопрос отдан на усмотрение законодателя. Исторически в российских республиках главы стали избираться на прямых выборах с 1991 года. Все другие регионы возглавляли назначенцы. Ельцин назначил и снял не один десяток губернаторов и лишь с 1993 года стал разрешать в порядке особой милости или уступки индивидуально тому или иному регионалу пройти выборы. Только в 1995 году появился закон, требующий в обязательном порядке избирать глав.

В 1990-е годы в условиях слабости федеральной власти регионалы ни в чем себе не отказывали. Особенно после того как они стали «всенародно избираемыми», а затем наделенными иммунитетом членами Совета Федерации. Заставить их хоть немного уважать федеральное право и президентскую власть было совершенно необходимо. У нас единая страна или нет? Поэтому пришлось шаг за шагом понижать статус руководителей субъектов Федерации. Когда центральная власть слаба, регионы автоматически усиливаются за ее счет. И наоборот. Так было всегда и везде. Ничего ни специфически «путинского», ни специфически российского, ни тем более «антидемократического» в этом нет.

Когда пришел черед партийного рынка (его историю я описывал в прошлой колонке), а потом и смежного с ним рынка неправительственных организаций (НПО), тоже стон пошел. Не видать теперь России многопартийности, не видать гражданского общества. Сейчас особенно много блажат в связи с ужесточением контроля за финансовой стороной деятельности партий и НПО. Как же так, бизнесу и, что особенно страшно, добрым людям из-за рубежа не дают «нормально» инвестировать в политическую и общественную деятельность в России.

По поводу бизнеса все очевидно. Теоретически в развитом демократическом государстве он должен быть прозрачен. На практике частичная непрозрачность априорна, она компенсируется лояльностью к власти и установленному порядку. Нет лояльности – у бизнеса могут возникнуть проблемы. В конфликтах обычно побеждает власть и лояльный ей бизнес. Во многих странах инвестиции в оппозицию не считаются проявлением нелояльности. Но вложения в организации, призывающие свергнуть действующий режим, нигде не приветствуются.

В России, несмотря на постоянные жалобы на «давление Кремля», оппозиционные партии и бизнес друг друга находят. Не только «Родина» или «Яблоко» имеют приличные для межвыборного периода реальные (а не официальные) бюджеты, но и даже Республиканская партия. При этом добавить прозрачности в спонсорские отношения нужно. Это ж цивилизованно. И весьма демократично. Должны ж граждане знать, кто платит тем, за кого голосовать предлагается.

Зарубежные государственные и негосударственные структуры с конца 1980-х годов закачивают в российскую политику деньги, реализуя свои цели и задачи

Зарубежные государственные и негосударственные структуры с конца 1980-х годов закачивают в российскую политику деньги, реализуя свои цели и задачи. Это общее место. Странно, если бы они не пользовались нашим бардаком. Дают – бери. Общее место и то, что в том числе западными деньгами оплачивались «цветные революции». Как удачные, так и неудачные. А теперь представим себе, что какой-нибудь фонд, представляющий интересы правительства Уго Чавеса или китайских миллиардеров, связанных с КПК, не стесняясь и не прячась, попытался бы профинансировать избирательную кампанию американской Демпартии или британских консерваторов. Или проспонсировал бы НПО, которая мониторит ситуацию на ядерных объектах на территории ЕС и периодически устраивает акции протеста. Подчеркиваю: не просто попытался, а сделал это так, что все, кому надо и не надо, узнали. Представим, какой скандал бы поднялся. Представили? Нечего дискутировать ни с Кондолизой Райе, ни с ПАСЕ по поводу стандартов законодательства об НПО. Нет предмета для дискуссии.

Хотя еще неизвестно, обернутся ли новые порядки реальным ужесточением контроля и сокращением инвестиций (после принятия в 2002 году закона о партиях много говорили, что их останется чуть ли не 5-6, в итоге сейчас в Минюсте зарегистрировано аж 37 партий, и понадобилась еще целая серия специальных поправок, чтобы наконец запустить процесс «чистки»). Но точно известно, что хозяева партий и НПО возмущаются не только из-за идейного несогласия с властями, боязни закрытия или ради PR. Их беспокоят попытки заглянуть в их кубышки (по партиям это уже не первый заход). Там полно «черного нала», который, как, впрочем, и «белые деньги», не всегда пускают на те цели, которые заявлялись спонсорам. То есть разбазаривают и разворовывают. Сами спонсоры об этом знают или догадываются. Но в целом всех такой порядок вещей устраивает. Теперь есть от чего разволноваться – вдруг действительно отлаженный за многие годы бизнес все же уничтожат? Или просто сократятся потоки? Демократия тут точно ни при чем. Just business.