Эдуард Баталов - Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века

Алексис де Токвиль начинает свое описание заокеанской демократии с черты, поразившей его в США более всего и составлявшей, по его разумению, самую суть демократии. Но это не верховенство закона, не миссионистская одержимость и даже не свобода. Послушаем впечатлительного и мудрого француза: «Среди множества новых предметов и явлений, привлекших к себе мое внимание во время пребывания в Соединенных Штатах, сильнее всего я был поражен равенством условия существования людей. Я без труда установил то огромное влияние, которое оказывает это первостепенное обстоятельство на все течение общественной жизни. Придавая определенное направление общественному мнению и законам страны, оно заставляет тех, кто управляет ею, признавать совершенно новые нормы, а тех, кем управляют, вынуждает обретать особые навыки» [90] Токвиль А. Демократия в Америке. Пер. с франц. М., 1992. С. 27. . И вот общий вывод. «Таким образом, по мере того как я занимался изучением американского общества, я все явственнее усматривал в равенстве условий исходную первопричину, из которой, по всей видимости, проистекало каждое конкретное явление общественной жизни американцев, и я постоянно обнаруживал ее перед собой в качестве той центральной точки, к которой сходились все мои наблюдения» [91] Токвиль А. Демократия в Америке. С. 27. .

Токвиль полагал, что «мы живем в эпоху великой демократической революции» и что «та самая демократия, которая господствовала в американском обществе, стремительно идет к власти в Европе» [92] Токвиль А. Демократия в Америке. С. 27. Майкл Лернер, подтверждая ценность идеи равенства писал век с лишним спустя: «…Демократическая идея есть идея эгалитаризма… она делает акцент на правлении большинства. Она являет собой картину освобожденного демоса (demos unbound), всего народа, стремящегося…. сделать социальное равенство предпосылкой правления. Она переносит акцент с узко политического – голосования и конституционных гарантий – на экономическую и классовую систему. Она подчеркивает условия достижения рядовым человеком возможностей получения образования и обеспечения жизни независимо от конфессиональной веры, этнической группы и социального уровня» ( Lerner М. Americca as a Civilization. N. Y., 1957. P. 262–263). . Ожидания оправдались лишь отчасти. Великой демократической революции в Европе в то время так и не произошло, а когда она все же победила в некоторых странах Старого Света, идея равенства хотя и стала – не могла не стать – частью демократического кредо, не смогла занять в нем такого же места, какое занимала за океаном.

В самом деле американцы не представляли себе демократии без равенства (в первой половине XIX века оно ограничивалось равенством условий), как не представляли они ее себе и без свободы , будь то свобода выбора, свобода принятия решений или, скажем, свобода распоряжения своей собственностью (включающей, согласно Локку, и собственную жизнь). Но свобода и равенство – понятия противоречивые, а в своей крайней форме – взаимоисключающие, порождающие напряженность внутри демократического сообщества. Майкл Лернер, исследовавший феномен американской демократии в контексте североамериканской цивилизации, рассматривал свободу и равенство как «два полюса демократической идеи», между которыми «всегда существовала внутренняя напряженность» [93] Lerner M. America as a Civilization. N. Y., 1957. P. 362. . Эта напряженность тоже стала существенным элементом американской демократической традиции, как она проявилась в XX веке.

В истории американской политической мысли XIX века было немало мастеров слова, философов, политических мыслителей, так или иначе затрагивавших в своем творчестве проблему демократии. Был Уолт Уитмен, обозревавший «демократические дали». Были Ралф Эмерсон и Генри Торо, размышлявшие о роли демократического государства и положении свободного человека в свободном обществе. Отдельного упоминания заслуживает Авраам Линкольн. В отличие, скажем, от Джефферсона или Мэдисона он не принадлежал к числу крупных теоретиков, но внес свой вклад в американское демократическое кредо, сформулировав (в Геттисбергской речи) известный тезис о «правлении народа, посредством народа и для народа».

Во второй половине XIX века в США начинает складываться – как самостоятельная отрасль научного знания – политическая наука, объектом исследования которой становится, как показывает само ее название, феномен политического. Появляется ряд исследований, в которых среди прочих – рассматривается и проблема демократии. В их числе «Политическая наука или теоретическое и практическое исследование государства» Т. Вулси, «Правление конгресса» В. Вильсона и другие. Но мы пишем не историю американской политической мысли, а пытаемся очертить эволюционирующую традицию подхода американских политиков и политических аналитиков к интерпретации феномена демократии, равно как и традицию самой этой интерпретации. А это значит, что нас интересуют относительно устойчивые принципы и позиции, которые сохранили свою силу и в XX веке, предопределив в той или иной мере позиции американских исследователей демократии в этом столетии.

С конца XIX – начала XX века в американской демократологии начинает происходить ряд изменений, в том числе существенных. Первое, что необходимо отметить – это прогрессирующий рост интереса к рассматриваемому феномену , что нашло отражение в увеличении числа публикаций, посвященных демократии, а главное – в более углубленном исследовании предмета.

Интерес этот был вызван разными причинами. В первые годы нового столетия многим казалось, что демократия не только прочно утвердилась в таких странах, как США, Великобритания или Франция, но и завоевывает все новые позиции за пределами западного мира. Как писал позднее американский историк политической мысли Эдвард Бернс, «ни один другой политический идеал не казался более прочно укорененным в начале XX века, чем демократия. Большинством буржуазных либералов, интеллектуалов и социалистов он рассматривался как евангелие. И, кажется, лишь немногие твердолобые консерваторы, рассерженные циники и упрямые защитники прямых действий противостояли ему. Со времени великих революций семнадцатого и восемнадцатого веков он стал паролем почти для всех, кто был недоволен пережитками деспотизма и феодализма, которые все еще преграждали путь к прогрессу во многих странах. Вера в демократию была столь сильна, что шаги в ее сторону были сделаны даже в таких отсталых странах, как Испания, Россия и Турция. Франция на протяжении девятнадцатого века прошла сначала через одну революцию, потом через другую и каждая из них сопровождалась конституционными изменениями, направленными на расширение народного правления. И хотя Британия совершила свои революции не путем насилия, а путем “согласия”, они были, тем не менее, эффективными в плане продвижения к демократии. В Соединенных Штатах это продвижение добилось наибольшего прогресса…» [94] Burns Е. Ideas in Conflict. The Political Theories of the Contemporary World. N. Y., 1960. P. 3. . Естественно, что такой успех (пусть несколько преувеличенный Бернсом), требовал анализа и объяснения, как, впрочем, и исследования путей дальнейшего укрепления и совершенствования демократических институтов и отношений.