Эдуард Баталов - Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века

Но были и другие причины, побуждавшие интеллектуальную элиту обратить серьезное внимание на проблему демократии. Это прежде всего дальнейшая массовизация американского общества, которая выдвигала новые, повышенные требования к механизмам управления обществом и государством, а значит, требовала совершенствования институциональных и нормативных рамок их функционирования. Еще одна причина, стимулировавшая рост интереса к демократии, – социальные, экономические и политические проблемы, которые накопились в стране к началу XX века и которые, как казалось передовым умам того времени, могли быть разрешены именно с помощью демократии.

Свое политическое и идейное отражение эти устремления нашли в так называемом прогрессивном (прогрессистском) движении, под властью которого находилась Америка на протяжении первых двух десятилетий минувшего столетия и которое было столь значительным, что дало название целому периоду в истории американского общества: Прогрессивная Эра.

«Обострение социальных противоречий эпохи империализма (между монополиями и основными слоями нации) в начале XX в. вызвало к жизни демократические движения, – констатируют отечественные историки-американисты. – Рассматривая их, следует, прежде всего, помнить, что под этим термином, вошедшим в употребление в период зарождения и развития прогрессизма или прогрессивизма, а также антиимпериалистического движения, понимаются выступления средних слоев и интеллигенции за чистоту политических нравов и за реформы, направленные на расширение демократических прав и ограничение влияния монополий. Последнее обстоятельство дает право говорить об антимонополитической оппозиции начала XX века. Борьба против экономических и политических привилегий монополий охватила широкие слои населения. Теперь – в отличие от конца XIX в. – в антимонополистическом движении основной силой были не фермеры, а многочисленные представители городской мелкой и отчасти средней буржуазии. Видная роль принадлежала интеллигенции» [95] История США в четырех томах. Том второй. М., 1985. С. 236. Принимая во внимание, что «интеллигенция» – феномен чисто российский, применительно к Америке правильнее было бы, наверное, говорить не об «интеллигенции», а о работниках умственного труда. .

Примерно туже картину, хотя и с несколько иными акцентами, рисуют американские исследователи. По словам Р. Гэбриэла, прогрессизм был первой эффективной попыткой американского народа разрешить проблемы, порожденные «нерегулируемым индустриализмом» [96] Gabriel R. The Course of American Democratic Thought. P. 360. . «Прогрессизм был массовым движением, которое объединяло различные элементы американского общества…Это был крестовый поход, в котором фермеры, наемные работники и представители малого бизнеса маршировали плечом к плечу. В демократических Соединенных Штатах философия такого движения не могла быть выражена в четких и логичных формулах. Прогрессизм был (в идейном плане – Э.Б. ) своеобразным попурри социальных теорий и верований» [97] Gabriel R. The Course of American Democratic Thought. P. 360. .

И все же мы можем выделить ряд существенных общих черт, которые характеризовали как само это движение, так и доктрины его главных идеологов. Это прежде всего оптимизм и вера в социально-политический прогресс. Пройдет всего несколько лет, грянет Первая мировая война, потом наступит «великая депрессия» и от этой веры останется едва заметный след. Но тогда, в начале нового века очень многим в Америке казалось, что «утренняя заря всегда будет ясной, а прогресс – бесконечным» [98] Gabriel R. The Course of American Democratic Thought. P. 351. .

Другой существенной чертой, объединявшей прогрессистов, включая их идеологов, были гуманизм и вера в человека как активного творца собственного счастья. «Их главной мыслью было благосостояние людей. Они верили, что человек способен, опираясь на свой интеллект, переделать общество, способен стать творцом мира, организованного во благо человека (for man’s advantage)…Оптимистическая доктрина человека, на которой был основан прогрессизм, была свидетельством того, как далеко американский народ отошел от догмы Кальвина о человеческой испорченности. Кальвин учил, что люди, будучи изначально порочны, могут спастись только милостью Божией. Прогрессизм был осознанной попыткой первого поколения американцев двадцатого века [самостоятельно] спасти себя» [99] Gabriel R. The Course of American Democratic Thought. P. 361. .

Но кальвинизм не был подвергнут полному отрицанию: прогрессисты полагали, что реализовать свой творческий потенциал индивид способен лишь при условии следования по пути добродетели и ориентации на высокие моральные принципы.

Наконец, еще одной существенной чертой прогрессизма была непоколебимая вера в демократию. Пути ее очищения и совершенствования искали политические деятели и философы, публицисты и политические аналитики. Это были персоны разного масштаба и дарования, а значит и разного влияния на общество: президент США В. Вильсон и университетский профессор Дж. Смит; сенатор Р. Лафоллетт и президент Гарвардского университета А. Лоуренс; известные журналисты У. Уэйл и Г. Кроули; выдающийся американский философ Д. Дьюи и крупный историк Ч. Бирд и еще десятки людей, о наиболее видных из которых пойдет отдельный разговор.

Однако прогрессистское пиршество продолжалось недолго. Конец второго – начало третьего десятилетия стали рубежными в истории американской демократии первой половины XX века, ознаменовав начало ее вступления в полосу кризиса. Как писал в 1940 году профессор Гарвардского университета Ральф Перри, «двадцать пять лет назад, хотя эра развенчания и утраты иллюзий уже обозначилась к тому времени, огромная масса американского народа и огромное большинство его лидеров были непоколебимы в своей приверженности традиционной демократии. И даже сегодня взгляды (mind) американцев не претерпели глубоких изменений. Но за время, минувшее с 1918 года, мы скатились в глубокую яму скептицизма и упадка духа. Возмужание послевоенного поколения американской молодежи происходило условиях экономической депрессии и конфликтующих идеологий. Все значительные победы одерживают явные враги демократии…» [100] Perry R. Shall not Perish from the Earth. N.Y., 1940. P. 19–20. .

Такая ситуация была порождена стечением ряда обстоятельств – внешних и внутренних. Кризис американской демократии стал частью мирового кризиса демократических институтов и практик. После появления теории «волн демократизации» (она рассматривается в третьей главе предлагаемой работы) именно 20–40-е годы XX в., а точнее период с 1922 по 1942 г. (по схеме С. Хантингтона) стал отождествляться с «первым откатом» после «первой, длинной волны демократизации» (1828–1926), когда демократия потерпела поражение во многих странах мира [101] «Первый откат, – пишет Хантингтон, – начался в 1922 г. с месяца марта в Риме, когда Муссолини с легкостью получил в свое распоряжение непрочную и порядком коррумпированную итальянскую демократию. Чуть больше десятилетия понадобилось, чтобы едва оперившиеся демократические институты в Литве, Польше, Латвии и Эстонии были свергнуты в результате военных переворотов. Такие страны, как Югославия и Болгария, никогда не знавшие реальной демократии, подчинились новым формам более жесткой диктатуры. Захват власти Гитлером в 1933 году покончил с демократией в Германии, сделал неизбежной гибель австрийской демократии в следующем годуй, разумеется, в итоге положил в 1938 г. конец чешской демократии. Греческая демократия, уже в 1915 г. расшатанная Национальным Расколом, была окончательно похоронена в 1936 г. Португалия в 1926 г. стала жертвой военного переворота, повлекшего за собой долгую диктатуру Салазара. Военные путчи произошли в 1930 г. в Бразилии и Аргентине. Уругвай вернулся к авторитаризму в 1933 г. Военный переворот 1936 г. привел к гражданской войне в Испании и гибели Испанской республики в 1939 г. Новая, ограниченная демократия, установленная в 1920-е гг. в Японии, в начале 1930-х гг. оказалась вытеснена военным правлением» ( Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце XX века. Пер. с англ. М., 2003, С. 28). . «Эти смены режимов, – заключает Хантингтон, – отражали расцвет коммунистических, фашистских и милитаристских идеологий. Во Франции, Великобритании и других странах, где демократические институты сохранились, антидемократические движения набирали силу, черпая ее в отчуждении 1920-х гг. и депрессии 1930-х гг. Война, которая велась ради того, чтобы завоевать мир для демократии, вместо этого стимулировала движения, как справа, так и слева, настойчиво стремящиеся уничтожить ее» [102] Хантингтон С. Третья волна. С. 28–29. .