Коллектив авторов - Российский либерализм: идеи и люди

Вместе с тем М. Н. Катков выступал и как активный сторонник земства, т.е. тех представительных низовых учреждений, которые должны были бы стать основой гражданского общества. Он писал 12 апреля 1863 года: «10 апреля открылась наконец новоустроенная городская Дума в Москве… Вслед за Москвой и другие города не замедлят получить то же учреждение. А вместе с городами то же начало единения сословий в общественном деле распространят по всему лицу Русской земли земские учреждения, уже приготовляемые законодательным порядком. Нет сомнения, что из этих начатков сама собой разовьется новая общественная организация вместо доселе господствовавшей у нас. Сословия еще остаются, но они сближаются между собой и соединяются в совокупной деятельности. Из этого сближения существующих сословий не преминет выработаться сам собой новый тип общественной организации». Другое дело, что общество должно быть структурировано, и без высшего культурного слоя, который послужит ориентиром для всех сословий, невозможно задать верное направление общественного развития – свободное, просвещенное и антинигилистическое.

Катков ратовал за просвещение элиты, за создание слоя людей рафинированных, образованных, утонченных, которые могли бы служить Российскому государству на пути его вхождения в европейско-буржуазную систему ценностей. Редактор «Русского вестника» полагал, что высокий уровень культуры этого слоя способен компенсировать его немногочисленность. Интересно, что возникновение независимо мыслящей элиты казалась ему залогом оживления всех сторон российской жизни, в том числе и церковной. В 1868 году он писал: «Что бы ни говорили защитники папства, ей (церкви. – В. К .) не может принадлежать государственная власть, но по тому же самому она не может быть также и полицейским учреждением, не слабея в своем существе, не лишаясь своего духа. Ошибочно было бы думать, что церковь, опираясь на силу ей не свойственную, может в то же время сохранять в себе и ту силу, которая ей свойственна. Нет, одно из двух. Чем более церковь, как и всякое духовное дело, опирается на силу ей внешнюю, тем более бездействует она внутренне. Дух, без которого люди начинают обходиться, отлетает от них, и дело, лишенное жизни, подпадает под закон механизма. Истина только там, где есть убеждение в ней, где есть вера в ее силу. Если люди привыкают поддерживать свое дело механическими способами, то дело мертвеет в их руках, и они теряют веру в него».

Характерно, что на протяжении всей жизни М. Н. Каткова именно отношение к Пушкину и пушкинской поэзии служило ему ориентиром в общественной жизни. И его общественно-эстетическая позиция получила окончательное выражение в статье 1880 года, посвященной юбилею поэта. Как уже упоминалось, основной заслугой русского народа Катков считал создание мощного государства. Но «жизнь народа и его призвание», пишет он в этой статье, не исчерпываются делом государственной нужды: «Чем производительнее творчество мысли среди народа, чем выше подъем духа в его избранных людях, чем обильнее и плодотворнее раскрываются в нем дары Божии, тем возвышеннее становится его положение в мире и тем он любезнее и дороже для человечества… В Пушкине всенародно чествуется великий дар Божий. Ему не доводилось спасать отечество от врагов, но ему было дано украсить, возвысить и прославить свою народность».

На торжественном банкете в честь пушкинского праздника мирились старые враги, лились слезы и шампанское, русские литераторы на короткий миг ощутили свою общность, почувствовали, что все они – выразители русской культуры во всем ее противоречивом единстве. Произнес слово примирения и Катков – подняв бокал и обращаясь к И. С. Тургеневу, который когда-то опубликовал в его журнале три крупнейших романа: «Накануне», «Отцы и дети» и «Дым». Близкими казались и их позиции: Тургенев – либерал по убеждениям, порвавший из-за своего либерализма с радикальным «Современником», человек, тридцать лет проживший в Западной Европе, чтобы избавиться от борьбы, которая ведет к утилитаризму в искусстве. Но впоследствии писатель и издатель разошлись. И вот на празднике, когда Тургенев только что произнес панегирик красоте, искусству, сказал о «чувстве единодушия, которое проникает теперь нас всех, без различия звания, занятий и лет», Катков решил сделать шаг к примирению. Однако Тургенев опустил свой бокал и накрыл его ладонью. Потом он говорил: «Я старый воробей, меня на шампанском не обманешь!» Демонстрация была очевидная. Это заметили, истолковав как факт символический, почти все газеты и журналы того времени.

Но и Катков остался непреклонен: «У нас теперь все толкуют о политических партиях. Не принадлежал ли и Пушкин к какой-либо партии? Да, принадлежал… Он принадлежал к Русской партии … На русскую патриотическую партию, если только это партия, вот на что единственно может опереться наше правительство или вот какой партии должно быть наше правительство». После гибели Александра II Катков перестает верить в просветительскую силу либеральных слов и институтов. Радикализм показал всю свою беспощадность и все свое безумие, убив царя-освободителя. Отныне только жесткая самодержавная власть, на его взгляд, может спасти элементы либерально-европейской цивилизации в России. Для этого он готов пожертвовать старыми соратниками, которые поддались радикалам (вроде Тургенева) и не понимают всей опасности ситуации.

Владимиру Соловьеву принадлежит, возможно, самая объективная оценка деятельности Каткова: «Он был увлечен политическою страстью до ослепления и под конец потерял духовное равновесие. Но своекорыстным и дурным человеком он не был никогда». А великий маргинал К. Н. Леонтьев потребовал, чтобы Каткову установили памятник напротив памятника Пушкину, ибо редактор «Русского вестника» был «великим поэтом государственности российской»: «Он видел жизнь, он понимал горькую правду нашей действительности».

Смерть М. Н. Каткова (20 июля 1887 года) стала событием государственным. По всей России в церквах служили панихиды по усопшем «болярине Михаиле». Иностранные представительства возложили венки на его могилу. Изо всех городов Российской империи шли в редакции «Московских ведомостей» и «Русского вестника» телеграммы и письма с соболезнованиями. Кто авторы этих посланий? В основном столичное и провинциальное дворянство и чиновничество. Эти послания были изданы сразу же отдельными сборниками – пожалуй, ни один русский писатель не удостоился такого государственного признания.

Но вот что писал Н. С. Лесков на смерть М. Н. Каткова: «Если эти свежие картины (похорон Каткова. – В. К. ) прикинуть к тому, как и на нашей памяти и по живому преданию старины наша вялая и сонная родина провожала в последний путь земли не только Тургенева или Достоевского, но даже Гоголя или Пушкина, то, пожалуй, будущий ее летописец, учитывая в каждом случае степень проявленной ею скорби, по воплям усердных плакальщиц и воздыханиям телеграфных причитальщиков признает кончину Каткова утратой более горестной, чем смерти названных только что ее лучших писателей, а Михаилу Никифоровичу усвоит титул „князя от князей“ русской письменности».