Вячеслав Никонов - Крушение России. 1917

В 1908 году, ссылаясь на решение Берлинского конгресса тридцатилетней давности, Вена в целях предотвращения сербской пропаганды приняла решение аннексировать Боснию-Герцеговину. Германия потребовала от России и Сербии признания этого действа. Россия, престижу которой наносилось смертельное унижение, согласилась, прежде всего, потому, что не ощутила желания своих партнеров по Антанте воевать из-за Балкан. Турция трижды без особого успеха организовывала при сочувствии Центральных держав (как стали называть страны Тройственного союза) балканские войны. Россия не вмешивалась. В 1913 году Германия завершила процесс окончательного отчуждения России, дав согласие на реорганизацию турецкой армии и отправив немецкого генерала, чтобы он принял на себя командование в Константинополе. Вильгельм при этом выразил уверенность, что вскоре германские флаги взовьются над Босфором. Терпение Николая II было на пределе. По утверждению Сазонова, «нашедшая сочувствие в Берлине мечта венского кабинета о создании нового Балканского союза под главенством центральных империй отдавала славянский восток связанным по рукам и по ногам во власть Австро-Германии, вытесняя раз и навсегда из Балкан русское влияние – наследие полуторастолетних упорных усилий и тяжелых жертв, и открывая беспрепятственный доступ австрийцам в Салоники, а немцам – в вожделенный Константинополь» [311] Сазонов С. Д. Воспоминания. С. 197. .

С 1912 года в Германии вспыхнула откровенно милитаристская и антироссийская кампания, в которой приняли участие все ведущие политики и СМИ самых различных ориентаций. В Берлине был построен огромный фанерный Кремль, который сожгли под грохот фейерверка, национальный гимн и дружное улюлюканье бюргеров. В апреле 1913 года при обсуждении в Рейхстаге военного законопроекта канцлер Бетман-Гольвег обосновал необходимость очередного увеличения армии угрозой, исходящей из панславизма, расовых противоречий и антигерманских настроений во Франции, заявив при этом: «Наша верность Австро-Венгрии идет дальше дипломатической поддержки» [312] Мировые войны ХХ века. Кн. 1. С. 87. . В Петербурге всерьез заговорили о начале подготовки немецкого общественного мнения к войне. Российский Генштаб оценивал военные расходы Германии в две трети от общеимперского бюджета. Готовность немецкой армии к войне была столь значительной, а темпы роста вооружений столь велики, что специалисты задолго предсказывали даже точное время ее начала. В 1912 году российский военный атташе в Берлине полковник Павел Базаров предупреждал: «Весьма возможно, что к концу будущего или к началу 1914 г., когда лихорадочная деятельность по военной и морской подготовке Германии будет в главных чертах закончена… наступит критический момент, когда и общественное мнение, и армия, и стоящие во главе государства лица придут к сознанию, что в данное время Германия находится в наиболее выгодных условиях для начала победоносной войны». С ним был солидарен находившийся в Швейцарии коллега полковник Дмитрий Гурко: «Насколько я убежден, что Германия не допустит войны до начала 1914 г., настолько же я сомневаюсь, чтобы 1914 год пошел без войны» [313] Цит. по: Шацилло К.Ф. От Портсмутского мира к Первой мировой войне. Генералы и политика. М., 2000. С. 207. .

Чем Россия так не угодила Германии, кроме того, что в ней жили славяне и она проявляла повышенный интерес к Балканам? У Берлина были и долгосрочные виды геополитического характера. «Во-первых, только с ликвидацией угрозы со стороны России открыть второй фронт Германия могла успешно бороться с французами и «англо-саксами» за мировое господство, – замечал Ричард Пайпс. – Во-вторых, Германии, чтобы стать серьезным конкурентом в Weltpolitik (мировой политике – В.Н), требовался доступ к природным ресурсам России, включая продовольствие, и доступ этот можно было получить на приемлемых условиях только в том случае, если бы Россия стала государством зависимым… Банкиры и промышленники Германии смотрели на Россию как на потенциальную колонию» [314] Пайпс Р. Русская революция. Ч. 2. М., 1994. С. 247. . Непосредственные немецкие планы включали в себя присоединение прибалтийских губерний России, установление протектората над Польшей, Украиной и даже Грузией. В Петербурге была информация и о еще более далеко идущих планах центральных держав. «Им представлялось, – писал Сазонов, – что такая задача, как создание пресловутой «Mitteleuropa» (срединной Европы – В.Н), т. е. установление германского владычества над континентом Европы, а тем более создание фантастической империи, простиравшейся от берегов Рейна до устьев Тигра и Евфрата, которое я в одной из моих думских речей назвал Берлинским халифатом, была достижима теми средствами, которыми располагала Германия и ее умиравшая от беспощадного внутреннего недуга союзница» [315] Сазонов С. Д. Воспоминания. С. 212. .

С обеих сторон разрабатывались планы военных действий, союзники брали на себя все более жесткие обязательства о взаимной поддержке. Поступавшая в Берлин информация говорила о том, что Россия и Франция еще не скоро будут готовы к войне, на основании чего делался вывод, что время работало против Германии. Начальник Генштаба Гельмут Мольтке оценивал военное положение как очень благоприятное и выступал за превентивную войну [316] Мировые войны ХХ в. Кн.1. С. 83. . На случай войны у Германии был только один разработанный план – план Шлиффена, – который предусматривал войну фактически на два фронта. Сначала немецкие войска ударом через Бельгию, Нидерланды и Люксембург, а также фронтальным наступление на Париж за шесть недель громят французскую армию, пока Австро-Венгрия удерживает границу с Россией. Затем за те же шесть недель объединенные австрийские и немецкие войска громят Россию. При этом почему-то предполагалось, что Англия в войну вовсе не вступит, что было совершенно опрометчиво, учитывая что Лондон имел соответствующие обязательства перед Бельгией. Решение Парижа и/или Москвы о мобилизации означало незамедлительное приведение плана Шлиффена в действие. В то же время Франция и Россия, чувствуя угрозу блицкрига, договорились производить одновременную мобилизацию, если ее предпримет любой член Тройственного союза. Это вносило элемент автоматизма в дальнейшее развитие событий. Мобилизация, скажем, в Италии и Австрии обязывала Россию и Францию проводить мобилизацию, которую Германия могла расценивать как направленную против нее, после чего европейская война становилась лишь вопросом времени.

15 июня (28 июня – по новому стилю) 1914 года наследник австровенгерского престола эрцгерцог Франц-Фердинанд отправился с визитом в аннексированную Боснию. Сделал он это в Видов день, который был траурным для всех южных славян, поскольку именно в этот день в 1389 году в битве на Косовом поле сербы были разбиты турками и надолго потеряли независимость. Организация «Млада Босна», выступавшая за объединение с Сербией, расставила на улицах Сараево семь террористов на пути следования кортежа машин в городскую ратушу. Первая попытка была неудачной – бомба взорвалась среди охраны. Эрцгерцог не отменил церемонии, а на обратном пути решил проведать раненых. Шофер повернул куда-то не туда, и машина остановилась у уличного кафе где один из террористов – гимназист Гаврила Принцип – уже находил утешение в вине в связи с неудавшимся покушением. Тот не промахнулся. Поскольку супруга Франца-Фердинанда была не королевских кровей, никто из коронованных особ на похороны не приехал, хотя их встреча вполне могла сгладить ситуацию.