Андрей Иванов - Интервенция против мировой революции. Разведывательная предыстория «Северной экспедиции» Антанты (1917—1918 гг.)

Правда, по данным ведущего научного сотрудника Института мировой экономики и международных отношений РАН Е. А. Степановой, применение таких методов урегулирования во второй половине XX века доказало их несостоятельность – из 190 проанализированных ей случаев использования иностранной военной интервенции лишь в 57 (то есть, в 30%) имело место прекращение открытой конфронтации 123 123 См.: Степанова Е. Интернационализация локально-региональных конфликтов. // Международная жизнь. 2000. №11. С. 83—94. . А по словам российского конфликтолога В. А. Кременюка, «борьба за стабильность системы сама по себе вызывает дестабилизацию» 124 124 Кременюк В. А. Международный конфликт: проблемы управления и контроля. М.: ИСК РАН, 2006. С. 86 , что наглядно можно было видеть в истории международных отношений XX века.

Мало того, благодаря исследованиям американцев Ф. Персона и М. О. Лаунсбери из Уэйнского государственного университета удалось установить, что интервенции в гражданские войны не способны принципиально изменить и политический режим страны – из 109 рассмотренных учеными эпизодов в 80% случаев недемократические государства после зарубежных вмешательств остались таковыми же. При этом в таких странах на 7—11% более вероятно отсутствие экономического роста по сравнению с государствами, не пережившими внешней интервенции, и в среднем на 4% более распространена коррупция среди чиновников 125 125 Pearson F., Lounsbery M.O. Post-Intervention Stability of Civil War States. // Critical Issues in Peace and Conflict Studies. / Ed. by T. Matyуk, J. Senehi, S. Byrne. Plymouth: Lexington Books, 2011. P. 48—49, 51. .

Тем не менее, эти аргументы пока не принимаются во внимание политическими деятелями, поскольку интервенция воспринимается как крайнее средство решения конфликтных ситуаций, и ее экстренный характер нивелирует недостаточную эффективность. В 2000 году Генеральный секретарь ООН К. Аннан специально обратил на это внимание мирового сообщества: «вооруженная интервенция всегда должна оставаться крайним средством, однако перед лицом массовых убийств от этого средства нельзя отказываться» 126 126 Цит. по: Мошкин С. В. Гуманитарные интервенции: условия и приоритеты. // Научный ежегодник Института философии и права УрО РАН. Екатеринбург, 2007. С. 242. .

Принимая во внимание данные обстоятельства, определение интервенции необходимо сформулировать следующим образом – «это умышленное вмешательство одного или нескольких государств во внутренний конфликт на территории другого государства с целью его прекращения» 127 127 Иванов А. А. Словарь профессионального конфликтолога. Raleigh: Lulu Publishing, 2014. . Таковое вмешательство вовсе не обязательно является насильственным, но вполне может быть добровольным; оно не всегда призвано причинить вред народу страны, подвергшейся интервенции, но бывает призвано оказать ему поддержку. Собственно, и прекращение конфликта может быть достигнуто не за счет достижения мирных договоренностей, а с помощью военного разгрома одного или нескольких противоборствующих групп и лагерей. Если известный французский историк М. Фуко называл едва ли не главным инструментом поддержания межгосударственного баланса в Европе войну 128 128 См.: Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1977—1978 учебном году. СПб.: Наука, 2011. С. 391—393. , то наиболее радикальным средством восстановления нарушенного политического баланса внутри страны считалась и считается именно интервенция.

Основываясь на всем вышесказанном, можно предположить наличие взаимосвязи между состоятельностью (успешностью) государства и вероятностью проведения в нем интервенционных операций. Этот тезис в настоящий момент активно поддерживается сотрудниками американского «Фонда за мир», которыми составлен перечень индикаторов, по которым производится оценка степени краха государственных образований, то есть превращения стран в так называемые «несостоятельные государства» («failed states»). Данные индикаторы разделены по следующим блокам:

социальные: наличие демографических проблем; неравенство социальных групп; численность беженцев и перемещенных лиц; отток человеческого капитала.

экономические: степень неравномерности экономического развития; уровень бедности.

военно-политические: легитимность государства; эффективность органов безопасности; соблюдение прав человека и верховенство закона; раздробленность элиты; качества и объем общественных услуг, наличие внешнего вмешательства. 129 129 См.: Fragile States Index 2015. Washington: The Fund for Peace, 2015. P. 17. [Электронный ресурс] – Режим доступа: [битая ссылка] http://library.fundforpeace.org/library/fragilestatesindex-2015.pdf (дата обращения 26.06.2015)

Каждый из этих 12 индикаторов оценивается по шкале от 0 до 10, где максимальное значение свидетельствует о наихудшем положении дел, а минимальное – о наилучшем. Таким образом, каждая страна получает рейтинговую оценку в пределах от 0 до 120. Соответственно, государства, набравшие до 30 баллов, считаются самодостаточными; государства, набравшие более 100 баллов – вызывающими тревогу. На сегодняшний день к последней группе относятся: Афганистан, Ирак, Пакистан, Шри-Ланка, Судан, Сирия, Йемен, Чад, Сомали, Зимбабве, Демократическая Республика Конго, Нигерия, Кот-д’Ивуар, Центральноафриканская республика, Гвинея и Гаити.

В определенном смысле, с американскими специалистами нельзя не согласиться. Наличие в стране таких проблем, как перенаселение, голод, этническая и религиозная дискриминация, «утечка мозгов», массовая безработица, народные восстания, широкое распространение наркотиков, политические репрессии, фальсификация результатов выборов, отсутствие качественного образования и медицинского обслуживания может свидетельствовать о неспособности государственных органов обеспечивать приемлемый уровень жизни населения и эффективно удовлетворять его основополагающие потребности, что часто и становится причиной зарубежной интервенции.

Определенной методологической ошибкой, допущенной авторами данной схемы, можно считать то обстоятельство, что наличие иностранного вмешательства (особенно военного) трактуется ими как один из факторов деградации государства, а не итог этого процесса. В таком ракурсе нарушается причинно-следственная связь, отражающая перерастание внутренних конфликтов во внешние. Однако, основываясь на наработках «Фонда за мир» и других исследовательских организаций, а также истории военных вмешательств в дела суверенных государств за последнее столетие можно выделить несколько групп факторов оценки вероятности интервенции, показанных в Таблице 1.

Таблица 1