Генри Киссинджер - О Китае

До конца августа продолжались заседания Политбюро и Центрального военного совета. 4 августа, за 6 недель до высадки десанта в Инчхоне, когда военная ситуация все еще благоприятствовала вторгшимся северокорейским войскам, а фронт по-прежнему был глубоко внутри Южной Кореи, во круг города Пусана, Мао, скептически настроенный по отношению к потенциальным возможностям Северной Кореи, выступил на Политбюро: «Если американские империалисты победят, у них начнется головокружение от успехов и они тогда захотят угрожать нам. Нам необходимо помочь Корее, мы должны помочь им. Это может быть в форме добровольческих сил и тогда, когда мы сами выберем время, но нам следует начать подготовку» [207] Shen, Mao Zedong, Stalin, and the Korean War, Chapter 7. . На этом же совещании Чжоу Эньлай сделал, по сути, такой же точно вывод: «Если американские империалисты разгромят Северную Корею, они лопнут от гордости, а мир окажется под угрозой. Если мы хотим обеспечить победу, мы должны увеличить китайский фактор; это может привести к изменению в международной обстановке. Мы должны смотреть далеко вперед» [208] Там же. . Другими словами, Китай собирался давать отпор именно из-за поражения все еще продвигающейся Северной Кореи, а не из-за конкретного размещения американских войск. На следующий день Мао приказал своим высшим командирам «в течение месяца завершить подготовку и быть готовыми на случай приказа к проведению операций» [209] Chen, China's Road to the Korean War, 143. .

13 августа в 13-м армейском корпусе НОАК состоялось совещание высшего командного состава для обсуждения этой миссии. Участники совещания, хотя и проявили сдержанность по поводу определения августа как конечного срока завершения подготовки, решили, что Китай «должен проявить инициативу, взаимодействуя с Корейской народной армией, двинуться без остановок вперед и разрушить агрессивные замыслы противника» [210] Там же. С 143–144. .

В то же самое время были проведены штабные учения и работа с картами. Китайцы пришли к заключениям, противоречащим, по мнению западников, здравому смыслу, о том, что Китай сможет победить в войне против американских вооруженных сил. Их доводы выглядели так: американские обязательства во всем мире не позволят США направить больше 500 тысяч военнослужащих, в то время как Китай мог выставить армию численностью в 4 миллиона человек. Китайские штабисты полагали, что у них будет также и психологическое преимущество, поскольку большинство народов мира поддержат Китай [211] Там же. С. 144. .

Китайских штабистов ни разу не посетила мысль о вероятности ядерного удара – возможно, оттого, что они не имели ни собственного ядерного оружия, ни средств его доставки. Они пришли к выводу (хотя и не без некоторых известных скептиков), что американцы вряд ли прибегнут к ядерному ответу, учитывая советскую ядерную мощь. Кроме того, существовал риск для собственных войск на полуострове из-за «перекрестного эффекта»: американский ядерный удар по продвигающимся в глубь Кореи китайским войскам мог также уничтожить и войска США [212] Goneharov, Lewis, and Xue, Uncertain Partners, 164–167. .

26 августа Чжоу Эньлай в Центральном военном совете обобщил китайскую стратегию. Пекину «не следует относиться к корейской проблеме как затрагивающей только братскую страну или относящейся к интересам Северо-Востока». Напротив, Корею «следует рассматривать как важный международный вопрос». По убеждению Чжоу, Корея «действительно представляет собой фокус мировой борьбы… После захвата Кореи Соединенные Штаты непременно повернут на Вьетнам и другие колониальные страны. Поэтому корейская проблема по меньшей мере является ключом к Востоку» [213] Chen, China's Road to the Korean War, 149–150. . Чжоу сделал вывод о том, что из-за недавних пересмотров северными корейцами прежних договоренностей «наши обязанности сейчас значительно возросли… и нам следует приготовиться к худшему, и подготовиться быстро». Он подчеркнул необходимость соблюдения секретности, с тем чтобы «мы смогли вступить в войну и нанести противнику внезапный удар» [214] Там же. С 150. .

Все это происходило за несколько недель до команды Макартура о высадке морского десанта у Инчхона (что предвидела китайская экспертная группа) и более чем за месяц до пересечения американскими войсками 38-й параллели. Короче говоря, Китай вступил в войну, тщательно просчитав стратегические варианты развития ситуации, а не из-за американского тактического маневра – и уж тем более не из соображений отстоять законным путем неприкосновенность 38-й параллели. Китайское наступление явилось стратегией упреждающего удара против опасностей, фактически еще не существовавших, и базировалось оно на суждениях об американских конечных целях в отношении Китая, которые были неправильно поняты. Здесь также проявилась решающая роль Кореи в китайских расчетах на перспективу – условие, возможно, даже больше подходившее для нашего времени. Настойчивость Мао в продвижении своей линии, вероятно, также питала уверенность в том, что это было единственное средство, которое могло примирить его со стратегией вторжения Ким Ир Сена и Сталина. В противном случае другие лидеры могли бы обвинить его в ухудшении стратегической обстановки вокруг Китая из-за присутствия Седьмого флота в Тайваньском проливе и американских войск на китайских границах.

Препятствия на пути китайского вторжения были столь устрашающими, что все руководство в окружении Мао нуждалось в одобрении каждого шага со стороны своих коллег. Два крупных командующих, включая Линь Бяо, под разными предлогами отказались возглавить Северо-Восточную пограничную оборонительную армию, пока Мао Цзэдун не посчитал Пэн Дэхуая достойным принять такое назначение.

Мнение Мао возобладало, как и по всем другим ключевым решениям, и подготовка к вступлению китайских сил в Корею началась со всей неотвратимостью. В октябре американские и союзные с ними войска продвигались к реке Ялуцзян, исполненные решимости объединить Корею и поставить ее под зонтик резолюции ООН. Их целью была защита нового статус-кво при помощи этого контингента, формально находящегося под командованием ООН. Движение двух армий по направлению друг к другу, таким образом, приобрело предопределенный характер; китайцы приготовились к нанесению удара, в то время как американцы и их союзники оставались в неведении в отношении стоящей перед ними проблемы в конце их продвижения на север.

Чжоу Эньлай со всей тщательностью и надлежащим образом обставил все дела на дипломатической арене. 24 сентября он выразил протест Объединенным Нациям относительно того, что он назвал как американские усилия «расширить агрессивную войну против Кореи, осуществить вооруженную агрессию против Тайваня и продолжить дальше агрессивные действия против Китая» [215] Там же. С. 164. . 3 октября он предупредил индийского посла К. М. Паниккара, что американские войска пересекут 38-ю параллель и что «если американские войска действительно это сделают, мы не будем сидеть сложа руки и оставаться безучастными. Мы вмешаемся. Пожалуйста, доложите это премьер-министру Вашей страны» [216] «Doc. 64: Zhou Enlai Talk with Indian Ambassador KM. Panikkar, Oct. 3, 1950», in Goncharov, Lewis, and Xue, Uncertain Partners, 276. . Паниккар ответил, что он ожидает, что параллель будет пересечена в течение последующих 12 часов, но что индийское правительство «не будет в состоянии предпринять какие-либо эффективные действия» на протяжении 18 часов после получения его телеграммы [217] Там же. С. 278. . Чжоу Эньлай ответил: «Это проблема американцев. Цель нашей с Вами беседы сегодня вечером – проинформировать Вас о нашем подходе к вопросу, поднятому в письме премьер-министра Неру» [218] Там же. Премьер-министр Джавахарлал Неру написал Чжоу Эньлаю, а также представителям США и Великобритании по поводу возможности прекращения Корейской войны. . Беседа предназначалась прежде всего для констатации давно принятого решения, а не для последнего призыва к миру, как ее часто представляют.