Архимандрит Георгий (Тертышников) - Симфония по творениям святителя Феофана, Затворника Вышенского

81. Смиренный отзыв святителя о себе как о кабинетном богослове

А вы вне ищете того, что следует обретать внутри. Да еще обратились к такому человеку, который никакой опытности не имеет. Вы посудили о мне по книгам. Книги писаны кабинетно, таково и содержание их. Так и жизнь моя вся проходила и проходит; какие тут опыты? Мне и не следовало бы, по сознанию полной неопытности, начинать с вами беседу. Но подумалось: что ж? от нечего делать хоть потаракаем. Се – смысл, с каким начинается беседа.

Господь заповедал: просящему у тебя дай. Просите – даю. Господь милостив и не сказал: давай золото, серебро, камни дорогие – а что есть… И возьмите что есть. Уж не погневайтесь, если вместо белого хлеба окажется заплесневелая корка решетного с мякиною хлеба. Некто виноват. Обращались бы к тем, которые побогаче. Я той веры, что Москва богата богатыми духом. Все сие пишется для сокращения ваших ожиданий, незаконно расширяемых вашею добротою. Вот вам и доказательство моей многоопытности. Обоих ваших вопросов я не умею решить определительно (4, с. 246–247).

82. Забота святителя о своих родных

Про родных моих вы ничего мне не сказали. Верно, и не узнали ничего. Меня занимают особенно две красавицы: одна учительница во втором приготовительном классе, а другая учится еще, кажется, в пятом классе… И та и другая – молодо и зелено. Господь да умудрит их и сохранит (6, с. 147).

83. Известие о возведении в степень доктора богословия

Если вы никому не скажете, то скажу вам новость, что Святейший Синод возвел меня на степень доктора богословия. Указа еще нет или диплома, но дело решено. Писал преосв. Леонтий. Я этому очень рад, хоть ума от этого не прибудет. Однако ж до времени – не увесть о сем и шуйца ваша (6, с. 213).

Докторство мое долго тянулось. Но я ничего про то не знал. Потому не выказывал ни соизволения, ни несоизволения. В половине января получил письмо от одного С.-Петербургского протоиерея, что дело о сем подошло к концу. Потом преосв. Леонтий писал, что подписал синодский протокол. А с прошедшею почтою получил отношение Академического совета, а диплом – после.

Докторству очень рад, а прежде все Академии Духовные избрали меня в свои почетные члены… и мне это было как бы стороннее дело (7, с. 214–215).

Благодарю вас за поздравление меня с докторством. Вы не ошиблись, полагая, что это будет для меня делом, достойным поздравления. Немножко пофанфаронил я, немножко попарил выше облак. А потом спустился опять в обычную свою смиренную колею. Но где же это застряло мое докторство (7, с. 252–253)?

Совет Академии известил меня о возведении меня на степень доктора богословия, но диплом еще не получен. Это докторство меня очень радует (7, с. 253).

84. Отзыв о немецких толкователях Священных книг

Теперь я заготовил себе толковников кучу – самых крутоголовых – просто немцев. И начинаю налаживаться на толкование. Взял первое Послание Петрово. Я вам скажу секрет… Уж какой это труд!!! Проповедку, как блин, спечешь. А тут пучишь-пучишь глаза-то – насилу увидишь что-нибудь. Немчурки же все сумасшедшие. Уж как они толкуют – из рук вон. Этакие мудровальщики! Брался я однажды за Псалтирь. Немчурки все исковеркали… а упираются на еврейский текст. И надо, стало, взяться за еврейщину… Немножко пошло на лад… И будет, чтоб только разобрать, куда гнут те и куда надо. Дело за небольшим. Библии-то еврейской и нет. И не знаю, куда обратиться. Там, кажется, есть у вас в Питере агент Библейского общества и лавка. Если точно есть, то, верно, и еврейская есть Библия. Купите, пожалуйста, и пришлите. Деньги вышлю (7, с. 14).

85. О своих проповедях

Очень вам благодарен за проповеди доставленные. С прошедшею почтою получил. Как будто они похорошели. Верно, ваше усердие к напечатанию придало им лишней красоты. Думается даже, что теперь так и не напишешь… Хоть все они писаны вечером под службу или даже утром пред обеднею. Давно уж не говорю проповедей. Расслаб. Теперь чувствую себя крепче и как бы не начал опять говорить. Присылайте поскорее по транспорту. Может быть, потребуются (7, с. 19).

86. Занятия святителя английским языком и литературой

Еще прошение. Вы мой профессор по английскому языку – тем, что доставили мне самоучителя… весьма основательного. Теперь будете профессором литературы английской. Крайнюю нужду чувствую в толковниках Писания и церковных историках английских. Чается, что они степеннее и богобоязненнее немцев и глубже французов… Помогите мне в приобретении такого рода писаний. Разведайте, какие есть хорошие толкования Писания и хорошие Церковные истории на английском и какой есть там получше богословский журнал , и скажите мне. Я закажу Л. Исакову выписать. Узнать вам – у Ивана Терентиевича Осинина, академического наставника… или нет ли там английских попов. Кажется, там есть в Питере некто Г. Мичел – секретарь английского посольства… Теперь не консул ли он?! Сдается, будто было помянуто о сем в газетах. Он был у меня во Владимире, и из речей его видно было, что он не чужд богословских понятий. Может быть, он знает. Всяко ухитритесь разведать (7, с. 20–21).

87. Ответ на приглашение на Афон

За предложение пантелеимоновцев благодарствую. Но ведь туда надо направляться святым, а грешить-то и на Выше удобно. Так какая нужда переселяться (7, с. 49)?

88. Об архимандрите Лаврентии

О батюшке отце Лаврентии я меньше всех знаю. В Академии я бывал у него часто, но об обстоятельствах его почти никогда речи не было… Обычно же каким вы его видели, таков он всегда. Главное в нем – безгневие. Образ кротости. Я ни однажды не видал его рассерженным. Иногда он станет будто сердито говорить, но тон речи всегда изменял ему и показывал, что это он надувается рассерчать, да не умеет.

В семинарии я его уже не застал или был во словесности, по-тогдашнему, и до богословов вниманием своим не возносился. В Академии он жил очень уединенно, никуда почти не хаживал. Все дома и дома. Когда какой праздник по товариществу, он скажет… «приду, приду»… а на другой день извинится: совсем собрался было, да помешали… Фраков терпеть не мог… все бранил их… и срамную басню про них выдумал.

Был большой постник… и в лице будто полон, а тела совсем почти нет. Живота нет: ввалился. Когда наденет фрак – и вышел, как доска, подчегарый… Подрясник и ряса все скрасили… И стал полный. Первую и последнюю недели – однажды только обедывал в среду на первой… А на Страстной – в среду и четверг. И вообще яствия был скудного, хоть у них стол был общий. Жениться все собирался… Чай, невесты две выбирал. Нет, не удалось… Покойный владыка Филарет воротится, бывало, из Питера и при встрече скажет: «Ну, Макаров, приехал тебя постригать…» Шутя! И застриг-таки. Мы часто в Лавру хаживали… По воскресеньям и праздникам…