Сборник статей - Великий князь Константин Николаевич и Русский Иерусалим: к 150-летию основания

Таким образом, в назревавшем конфликте между Мансуровым и начальником Иерусалимской Миссии великий князь сразу занял нейтральную позицию, которая в данных обстоятельствах была скорее благожелательной по отношению к епископу Кириллу.

Наступил 1861 г., который стал переломным годом в судьбе России. Всю зиму царь, великий князь и все министры были заняты крестьянской реформой. В связи с этим Головнин писал, что отсутствие Мансурова в Петербурге принесло ему только пользу, поскольку он неминуемо оказался бы в стороне от общих дел и это повредило бы его карьере [66]. Весной ситуация в столице еще обострилась и, по словам Головнина, стала плохо предсказуемой. Одного чиновника убирали за реакционные взгляды, другого за либеральные. На их место назначали тех, кто не имеет четких воззрений, вменяя это в достоинство. В итоге сам Головнин посоветовал Мансурову в будущем искать должности или управляющего делами Комитета министров или Государственного секретаря, «а до того не оставлять великого князя, оставаться в тени, писать историю Морского министерства и стараться чтоб об вас не говорили ни худого ни хорошего. Для этого нужно придаться на несколько времени наслаждениям семейной жизни и видеть небольшой кружок приятелей… Пребывание за границей в течении коего Вы не были предметом петербургских сплетен, много помогло Вам» [67]. Об Иерусалимском проекте не было сказано ни одного слова.

К осени 1861 г. Мансуров с отцом, женой и сыном, вернулся в Петербург. Однако великого князя он не застал, поскольку тот еще летом уехал в отпуск за границу и планировал пробыть за пределами империи до конца года. В столице Мансуров столкнулся с тем, о чем его предупреждал Головнин: он был не у дел. Строительство в Иерусалиме шло своим чередом по заведенному порядку. Внешне все обстояло благополучно, но структурно многое поменялось. Участие великого князя в делах Палестинского комитета сократилось. Лишившись августейшего управления, он стал быстро терять свою самостоятельность в бюрократической системе государственной власти. В декабре 1861 г. ближайший помощник Константина Николаевича А.В. Головнин, возглавил Министерством народного просвещения. Едва быв назначен, он предложил Мансурову пост директора единственного в министерстве департамента. «Естественно, я согласился, поскольку не мог и не хотел оставаться без Головнина в Морском министерстве в очень неудобном положении» [68], сообщал он отцу, который незадолго до этого вновь уехал из Петербурга в Париж.

Теперь, кроме ставших привычными палестинских обязанностей, на него свалилась громадная работа, связанная с новым университетским уставом и реформой всего Министерства народного просвещения, которую затеял А.В. Головнин. «О моей службе могу тебе сказать, – пишет он отцу, – что дела мне очень много и что с Головниным просто радость служить. Казенной квартиры я не получу, но жалованье будет хорошее. Летом отпуска мне не будет, разве ненадолго, когда я найду себе вице-директора. Головнин, слава Богу, имеет кредит у Государя и работает усердно и прекрасно» [69].

В мае 1862 г. великий князь Константин Николаевич с подачи А.М. Горчакова становится наместником в Царстве Польском. С этого момента участие его в Иерусалимском проекте сильно сокращается. Председателем Палестинского комитета по просьбе великого князя назначается А.В. Головнин, а вся финансово-хозяйственная деятельность из Морского министерства переходит в департамент Б.П. Мансурова.

Следующая и последняя в рамках «Иерусалимского проекта» поездка Мансурова в Иерусалим состоялась зимой 1863–1864 гг. Красноречивые описания ее сохранилось в переписке Бориса Павловича [70]. Но, по возвращении в Петербург, его ждал неприятный сюрприз: практически внезапное решение императора о ликвидации Палестинского комитета. Причем, это решение было подготовлено А.В. Головниным и А.М. Горчаковым за спиной Б.П. Мансурова. Последнее обстоятельство особенно оскорбило Мансурова и даже вызвало временный разрыв отношений между ним и Головниным.

«Мои иерусалимские дела получили энергичную и неожиданную развязку, какую умеет устраивать Головнин в некоторых ситуациях. Это было сюрпризом даже для меня самого, поскольку я считал, что мы ожидаем мнения великого князя Константина, который только что приехал. Вовсе нет: накануне приезда великого князя Головнин все уладил с князем Горчаковым. Наш комитет распущен и заменен специальной комиссией при Азиатском департаменте, где я буду президентом (по форме), В ее состав войду я, Игнатьев и представитель Синода. Таким образом Кривошеин устраняется, т. к. дела и деньги переходят в Азиатский департамент. У всякой вещи есть своя положительная и отрицательная сторона, и в целом такое решение можно считать удовлетворительным, поскольку Игнатьев и Стремоухов выглядят очень расположенными к делу и ко мне. То, чего я опасался – это поглощение моих дел Синодом и клерикальное влияние.

Император очень милостиво и довольно раздал награды по Иерусалимскому делу. Эппингер получил орден Св. Анны на шею и разовое пособие в 800 руб., все остальные кресты и подарки. Надеюсь, все будут довольны. Меня император наградил лентой Св. Анны, а Петерса – Св. Станиславом. Итак можешь поздравить меня к Пасхе с монаршею милостью» [71].

Интересна реакция на эти известия отца Бориса Павловича, опытного и уже кончившего свой век чиновника. «Это настоящий триумф для тебя, мой дорогой друг: не назначение президентом, а то что комитет теперь стал частью Министерства иностранных дел, это очевидное доказательство того, что Премьер-министр, который находился в открытой оппозиции к работам, которые ты предпринял и счастливо окончил, настолько сменил свое мнение, что присоединил эти учреждения к азиатскому департаменту. Для тебя это полный успех и мне кажется, что теперь он должен прямо или косвенно принять сторону в пользу поддержки данных учреждений на уровне, приличном для нашей великой страны, и защищать их от всяких недоброжелательных нападок. С этой точки зрения это очень хорошо, но будет ли у твоих новых соратников усердие, священный пыл, чтобы завершить твое начинание? Вот в чем вопрос» [72]. Вероятно, судьба Палестинского комитета действительно решилась между двумя министрами без участия императора, великого князя Константина Николаевича и Б.П. Мансурова.

Так завершилась эпоха «Иерусалимского проекта». Из всех, кто был причастен к его появлению на свет, если не считать А.М. Горчакова, который практически не интересовался Иерусалимом, через пять лет «при деле» остался один Борис Павлович Мансуров. Его соработниками были теперь новые люди со своими собственными интересами и взглядами на задачи Русских построек в Святом Граде. Но и само дело сильно изменилось: перестав быть императорским, оно стало министерским, что не могло не отразиться и на судьбе Русских построек, и на судьбе самого Б.П. Мансурова.