митрополит Антоний (Храповицкий) - Собрание сочинений. Том I

Новый способ деятельности пастырской скоро возбудит зависть и ненависть в недобрых сопастырях, и притом иногда тем сильнейшую, чем смиреннее, искреннее и проще будет человек работать; он тогда будет тем чувствительнейшим живым укором для них, каким был Спаситель для фарисеев (см. Прем. 2). Известно, что труднее всего сохранить дружбу сопастырям: даже Павел и Варнава впали в искушение распри. Но всего сильнее это недружелюбие обрушится на пастыря, прямо идущего к предначертанной Божественным учением цели: припомните жизнь свв. Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Максима Исповедника, Максима Грека, св. митрополита Филиппа, Патриарха Никона, митрополита Арсения Мацеевича – от кого терпели они сильней всего? Не от своих ли сопастырей? Но эта вражда опасна тем именно, что она осыпает клеветами сами средства истинной пастырской деятельности, обнаруживая в них несуществующее лицемерие, лесть или потворство (см. Ин. 7, 12) с такой настойчивостью, что сам служитель Божий начинает сомневаться в правильности своих действий и часто замыкается в полную бездеятельность и уединение, опасаясь, что обвинители его действительно правы, обличая в тщеславии. Это искушение как раз противоположно предыдущему, и оно весьма, весьма часто встречается в современной жизни (постигло оно и о. Туберозова в «Соборянах»). Таким пастырям надо напомнить, что открытое служение есть их обязанность: и горе мне, если не. благовествую! (1 Кор. 9, 16) – и что бороться с искушениями тщеславия путем отречения от обязанностей они не имеют права, но должны достигать этого иным путем, а именно: убивать духом плотские дела, по апостолу (см. Рим. 8,13), т. е. преуспевая в деятельной любви, умерщвлять ветхого человека. Пути спасения два: один – отрицательный – убивает внешними способами ветхого человека и страсть и тем дает жизнь новому человеку, а другой – питает любовью нового человека и тем умерщвляет ветхого: поступайте по духу, и вы не будете исполнять вожделений плоти (Гал. 5,16), – говорит апостол. Пять только было хлебов у апостолов, говорит блаженный Августин, но когда их стали раздавать во имя любви голодным, то остатков собрали двенадцать корзин; поэтому буду и я делиться малым запасом своей духовной опытности, чтобы тем умножить любовью и самый ее запас (см. его «Христианскую науку»).

Ясные подтверждения правильности таких пастырских воззрений скоро будут предъявлены жизнью прихода, которая не только доказывает их неложность, но и сама по себе дает пастырю бодрость и силу, почему для истинного пастыря понятны слова апостола любви: Для меня нет большей радости, как слышать, что дети мои ходят в истине (3 Ин. 1,4). Но, сохраняя твердую непоколебимую веру в правильность своих взглядов, пастырь должен со всею силою остерегаться противопоставлять в своем сердце себя лично своим противникам, как олицетворенную святость живому пороку; напротив, он должен сохранять уверенность, что хотя неудачу встречает он именно с тех сторон, куда он вложил наилучшие чувства своего сердца, но сама возможность этой неудачи обусловливается для него тем, что и у него на душе не все было чисто: пусть он был прав перед неблагодарной паствой, но Господь устроил бы так, чтобы она иначе к нему отнеслась, если бы душа его была тогда совершенно непричастна всякому греху, а потому при всех столкновениях и неудачах надо искать греха в себе самом, как Иисус Навин при неудаче завоеваний Гая (см. Нав. 8) искал греха на народе Божием или Ахиор в зависимости от этого же условия обещал Олоферну исход его осады иудейского города Ветилуи (Иудифь 5, 20–21). Высшее развитие этой мысли встречается в псалмах, где молящийся праведник, угнетаемый врагами за ревность о Боге, сознает, однако, что он страдает потому, что не освободился от греха, и просит Бога не только заступиться за Свою же попираемую славу, но и очистить его, молящегося от беззаконий, которых у него больше, чем волос на голове (см. Пс. 39, 13; ср. 40, 5; 21; 101; 108). Один священник на исповеди жаловался духовнику, что он, страдая за правду от сослужителей и властей, проникается неудержимым негодованием и просил совета, как бороться с этим чувством. «Да самая простая вещь! – воскликнул духовник. И неужели ты, выучившись в Академии, этого не знаешь?» – «Нет». – «Да считай себя виноватым, и все тут! Ведь не бываешь и ты без вины вовсе: вспомни об этом – и как рукой все снимет. Святителя Тихона ударили по щеке за слово правды, а он сам пал на колени перед обидчиком и просил у него прощения за то, что допустил его до такого греха».

Итак, вот ближайшие искушения истинному пастырю, опасные именно по своей тонкости, по своему внешнему подобию пути праведному, это: 1) подавление чужой совести авторитетами вместо воспитания; затем противоположное, 2) уныние и потеря веры в самую возможность нелицемерно и смиренно любить, наконец 3) гордость внутренняя – мысль о полном осуществлении собою пастырских задач, уподобление себя по степени святости мученикам или апостолам. Против второго искушения средство – мысль о долге пастырском и основанная на нем деятельная любовь, против третьего – самоукорение, основанное на самоиспытании, а против первого и всех трех – то средство, которое для пастырской жизни всегда необходимо, как воздух для дыхания, – это молитва, исполненная верой. Ее-то как единую истинно действенную силу противопоставляет он ухищрениям духовного иезуитизма: соединяясь ею с Богом, с силою благодати Божией, он чувствует себя могущественнее целого мира. Говорить ли подробно о конечном исходе борьбы пастырской в жизни, борьбы в его лице благодати с миром? Если, как мы видели, самая сущность его служения заключается в том, что он каждый день умирает (1 Кор. 15, 31), то, конечно, эта борьба своим логическим завершением имеет смерть за слово Божие. Конечно, эта смерть не есть непременно казнь, но тогда она есть явное умирание от забот, трудов и печалей в продолжение нескольких лет еще не в престарелом возрасте. Господь прямо говорит, что добрый пастырь душу свою полагает за овец (см. Ин. 10,11); здесь Он оставляет приточную речь, ибо пастух за овец не станет умирать, но разумеет пастырство духовное. В том же смысле и апостол Павел говорит: я и соделываюсь жертвою за жертву и служение (Флп. 2, 17). Да и на всех апостолах осуществились слова Господни: чашу Мою будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься (Мф. 20, 23). Поручив апостолу Петру в качестве высшего выражения любви к Себе пасение духовных овец, Господь прибавил: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь….даваяразуметь, какою смертью Петр прославит Бога (Ин. 21,18–20). Церковь в своих песнопениях тоже связывает пастырство с мученичеством, когда в кондаке святителю говорит: «Христово, преподобие, Евангелие исполнив, положил еси душу твою о людех твоих», или в тропаре священномученику: «слово истины исправляя, пострадал еси даже до крове».