Андрей Кашкаров - Феномен гносеофобии в церкви Ингрии. К 500-летию Реформации

Люди, бывает, ищут новых отношений, человека, не говоря о каких-то меркантильных вещах. Кажется, что если найдут, то все разрешится лучшим образом. Но найдя, в конечном счете мы сами всегда разочаровываемся. Это справедливо и для церкви Ингрии и для любой деноминации. Ведь не секрет, что в церковь Ингрии многие ходят уже по привычке. В долгосрочной перспективе она не имеет развития. Ее главные задачи на 10–15 лет – сохранить хотя бы то количество прихожан, которое за счет естественной убили пожилых каждый год становится предметом серьезного рассмотрения на ежегодном Синоде церкви Ингрии – собрании ее высших управленческих кадров.

Человеческие страдания – отличный проповедник. Намного красноречивее пастора Кугаппи. В страдании нет необходимости, его никто, кроме мазохистов не привлекает в жизнь свою, но это единственное, что может выбить человеческое эго из седла. Может, конечно, и ожесточить, и сломать, если эго будет слишком сильно сопротивляться, но все-таки страдание – самый эффективный проповедник. Психотерапевт Р. Зайцев ссылается на это, говоря, что, с одной стороны, рушится привычная картина мира, с другой – формируется пространство для пробуждения. Интересный для дискуссии образ есть в Откровении Иоанна Богослова. Христос говорит: «Се стою у двери и стучу, и кто услышит и отворит дверь, войду и буду с ним вечерять».

Но у людей проблема. Они читают эти строки, и не слышат, не видят. «Вера от слышания». Дома обычно никого нет. Чтобы это услышать, надо «вернуться домой».

А как это сделать на практике? Вариант – заняться самопознанием. Для этого не нужна церковь Ингрии.

Но как, если люди не готовы, отвыкли, им от этого только хуже становится. Обычно люди, даже неглупые, понимающие суть этих строк, занимаются не самопознанием, а самоанализом. Есть большая разница. Когда мы самоанализируемся, то выносим оценки, суждения, обвинения; либо отвергаем, осуждаем, либо оправдываем. И все это крайне субъективно.

Если заниматься самопознанием правильно (чему не учат в церкви Ингрии), не следует ничего и никого осуждать, не оправдывать, не выдумывать, достаточно просто рассматривать ситуацию – какая она есть. Мы эффективно познаем себя во взаимоотношениях: с людьми, идеями, обстоятельствами. Взаимоотношения проявляют нас. Ежели хотите, проверьте себя сами на простом примере психологического ликбеза.

Когда кто-то рассказывает вам про свою жизнь, успехи – как приятно слушать про успехи других, да? Только что-то внутри начинает протестовать, эго зашевелилось. Но мы не выпускаем эго наружу – неприлично, будь оно неладно. Человек, размышляя в этом ключе, начинает, нехотя, понимать, видеть себя. Научиться видеть движения разума и мысли в себе – это и означает научиться освещать. А когда что-либо освещено, то оно теряет силу. Таков же и лейтмотив освещения коммерческого проекта религиозной организации «Евангелическо-лютеранская церковь Ингрии на территории России».

Каковы наиболее общие причины (случаи) покидания лютеранской церкви на примере церкви Ингрии деятелей с высоким социальным статусом и IQ, ибо таких деятелей за относительно непродолжительную историю новейшего времени (с 1991) было относительно много. Неглупые вроде бы люди (по себе, возможно судить некорректно, но я так думаю) не могу сразу разобраться в ангажированности и бесперспективности для профессионала такого явления как ЦИ. Прозревают с опытом. Что является основным фактором «прозрения» – лонгитюдность общения в церкви Ингрии, следовательно, накопленный опыт, анализ которого не оставляет уже альтернатив для выводов и сомнений? Или есть иные, возможно, более значимые факторы? Почему они «не видны», не идентифицируются сразу (я лично не заметил сразу, и мне потребовалось общение, чтобы прийти к таким выводам)? Это умелая манипуляция пастората (значит, их обучаемость определенным методикам) или, возможно, личная глупость прихожанина, вступающего в общину?

Полагаем, что церковь (в общем смысле) нужна современному человеку для спасения от болезни индивидуализма, от постоянно увеличивающегося разрыва с другими и от атомизации гедонистического вектора развития современного общества. На ваш взгляд, в простом формате, как избежать вовлечения в церковь с признаками секты несведующему человеку? Кроме того, что он будет обращать внимание на методики вовлечения, главное – он должен иметь собственный «успешный тренд» развития (стержень, опыт, дающий автономию, самодостаточность, независимость) или что-то еще? Ведь как показывает практика, даже успешные и грамотные люди, приходят к ним добровольно. Многие, правда потом уходят. Тем интереснее представляет вопрос – что за причины надо нивелировать тому, кто волею случая близко подошел к такой общине и притягивается ею? Как дать рекомендации грамотным людям поостеречься подобного эксперимента.

Совершенно неудивительно, что разные люди, в разное время бывшие членами церкви Ингрии, не сговариваясь, сходятся в едином мнении относительно этого коммерческого проекта, приходят к идентичным выводам. Это косвенно подтверждает их научную состоятельность – не думаю, что разные люди, идущие каждый своим путем, да еще и на разных уровнях в социальных стратах, допускали одинаковые ошибки.

Рассмотрим основные причины, которые побуждают людей ранее «оболваненных» выходить из «проекта» с развесистым, «как клюква», названием Религиозная организация «Евангелическо-лютеранская церковь Ингрии на территории России». Вот эти причины.

а) Культурные. Русские люди тяготеют к православной культуре и на определенном этапе перестают себя культурно соотносить с лютеранством.

б) Эстетические. Стиль лютеранства в России – навязчивый китч, безвкусный, крикливый и назойливый. Таковы их гимны, витражи, живопись. Все это отчетливо видно со стороны. «Внутри» проекта сознание простого, не статусного участника замутнено, как в любой другой секте.

в) Литургические. Относительно низкий уровень проповеди, малочисленные службы, тоскливый чин. Только сейчас, спустя скоро 30 лет создается сборник гимнов непосредственно от церкви Ингрии. До это пользовались кем-то ранее созданным, переведенным, заимствованным. Низкий уровень проповеди можно прокомментировать следующим образом: 2–3 пастора из 40, с которыми мне так или иначе удавалось разговаривать и общаться хотя бы незначительное время (в том числе слушать их проповеди), действительно имеют некоторое призвание к составлению проповедей, цепляющих прихожан, заставляющих задуматься. Остальные – средний уровень, не более, чем формальный подход к сей важнейшей в литургической практике задаче. И это еще один камень в основание вывода о превалирующем непрофессионализме. А откуда профессионализм возьмется?