Пётр Киле - Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]

ВЕНЕРА. В нем два лица - и два здесь мертвеца! Или от слез двоится образ милый? О бедный мир, ты свой утратил клад! И кто теперь восторг в тебе пробудит? Цветы милы, так свежи их цвета, но с ним навек погибла красота! ( Падает у тела Адониса навзничь, измазав лицо кровью, приподнимается.) Адонис мертв, так вот вам прорицанье: печаль в любви таиться будет, ревность сопровождать начало и конец любви и горе - радости сильней. И все ее сочтут обманной, бренной, грехом и похотью, причиной ссор влюбленных до убийств, до войн и смут. Раз губит Смерть моей любви расцвет, не будет счастия любви на свете.

СЭР ТОМАС. О чем она толкует?

ГРАФИНЯ. Да о веке христианском, в котором мы живем.

Венера вдруг склоняется, срывает цветок, расцветший, пока она оплакивала Адониса.

ВЕНЕРА. Цветок мой, сын прекрасного отца! Здесь на груди увять тебе придется, наследник ты, владей по праву ею!

Венера устремляется прочь, но тут же Молли возвращается назад, недаром два лица, два мертвеца двоились в ее глазах: Адонис превратился в цветок, Уилли лежал на земле, окровавленный, без движения, без дыхания. Кабан-то, она знала, она видела, был настоящий, отнюдь не актер в лохмотьях, как следовало.

Молли оглянулась в ужасе. Тут зрители подбежали к ней и тоже застыли в ужасе.

ГОЛОСА. Уилли умер? Мертв? Истек он кровью, возможно, от случайной раны... Ужас! Ужас!

Но тут проносятся звуки флейты и трубы, сопровождающие явление Оберона и Титании со свитой из фей и эльфов.

Хор фей оплакивает Уилли, эльфы убирают тело юноши венками и гирляндами из цветов, Титания все о чем-то умоляет Оберона, винясь в своем увлечении другом умершего, которого он нарочно превратил в девушку; наконец Оберон уступает и всех погружает в сон, с пробуждением от которого происшествия двух ночей все будут вспоминать, как сон.

ГОЛОСА. О чем они? То танец? Заклинание?

ОБЕРОН. Вы все сейчас заснете, и эльф в ночном полете вернет вас до утра, как было и вчера!

ГОЛОСА. Мы засыпаем? Уж проснулись. Сон!

Уилли оживает, сейчас видно, как он влюблен в Молли, и та не нарадуется на него.

Все воспоминают происшествия ночи, как сон.

ГЕНРИ. Уилл, друг мой, какие тут актеры! Без волшебства не обошлось, я знаю.

УИЛЛ. А где ваш паж?

ГЕНРИ. Мне говорят, уехал. То есть Вернон, решив, что я влюбился в ее кузена вмиг, как ты в Уилли. Сонетами твоими я смутил ей душу, и она в сердцах сказала, в досаде, что обман ее раскрылся...

УИЛЛ. Так паж ваш - волшебство или интрига?

ГЕНРИ. Не знаю, что сказать. Во всем уверюсь, когда увижусь с нею в Виндзоре, куда явиться получил приказ.

УИЛЛ. От королевы? Или от Вернон? Паж был ее посыльным, как Амур?

ГЕНРИ. Интрига обернулась волшебством?

УИЛЛ. Чудесные усилия любви.

ГЕНРИ. Как жаль, прошли две ночи сновидений. Ах, ничего чудеснее не помню! Проснулись мы с последним днем весны.

УИЛЛ. Тут и конец моей весенней сказки.

Показываются Молли и Уилли, оба вне себя от радости.

МОЛЛИ. Как мы играли?

УИЛЛ. Ты ослепительна, как солнце.

УИЛЛИ. Солнце любви.

Виндзор. В парке, где прогуливаются дамы, граф Эссекс замечает графа Саутгемптона, вышедшего из дворца.

ГРАФ ЭССЕКС. Генри! Я знаю, тебя по приказанию королевы привели к лорду Берли. Мне сказала моя кузина Элси.

ГЕНРИ. Я не видел ни Элси, ни королевы. Но я был готов к разговору с лордом Берли. Я заявил, что в создавшейся ситуации с его внучкой нет моей вины. Помолвка была мне навязана, когда я был еще слишком юн. Теперь, когда я возмужал телом и душой, подчиняться чужой несправедливой воле не позволяют мне честь и достоинство личности, чем гордится наш век.

ГРАФ ЭССЕКС. Прекрасно сказано.

ГЕНРИ. «Да, я вижу, - усмехнулся лорд, - век наш заразил тебя опасным вольнодумством. Что ж. Вот причина для расторжения помолвки. Но это тебе не обойдется даром».

ГРАФ ЭССЕКС. Тауэр?

ГЕНРИ. Я тоже так предположил, а он: «Боюсь, Тауэра ты не минуешь. Но пока - за расторжение помолвки - ты заплатишь неустойку в 5000 фунтов».

ГРАФ ЭССЕКС. Хорошо. Это победа, мой друг.

ГЕНРИ. 5000 фунтов! Я до сих пор обходился крохами.

ГРАФ ЭССЕКС. Не считай, что это много, вероятно, лорд Берли округлил твое состояние на большую сумму. Но это между нами.

ГЕНРИ. Я свободен? «Нет, - заявил лорд, - не прежде, чем заплатишь неустойку и твоя невеста не выйдет замуж за более достойного, чем ты».

ГРАФ ЭССЕКС. Это ей на приданое? Каков первый министр королевы! Я к ней! Я к ней! Я выведу Берли на чистую воду.

ГЕНРИ. Граф, ради Бога. Лорд Берли говорил со мной от имени ее величества. Я в Лондон, чтобы не наделать здесь глупостей.

ГРАФ ЭССЕКС. В Лондоне снова чума.

ГЕНРИ. И театры закрылись?

ГРАФ ЭССЕКС. Да.

ГЕНРИ. В таком случае, я возвращаюсь в Тичфилд. Мы там, граф, проводим время превосходно, благодаря затеям Шекспира.

ГРАФ ЭССЕКС. Передай ему... Если от его поэмы «Венера и Адонис» молодежь без ума, мне больше нравится «Обесчещенная Лукреция». Там мифическая Греция, а здесь Римом пахнет.

ГЕНРИ. Вы правы!

ГРАФ ЭССЕКС. Поэт вас прославил, Генри.

ГЕНРИ. Это его слава. Он первый поэт Англии и мой друг...

ГРАФ ЭССЕКС. Любовь которого к вам беспредельна! Это фраза из Посвящения.

ГЕНРИ. Это его душа беспредельна.

ГРАФ ЭССЕКС. Генри, не увидевшись с королевой и с Элси, ведь ты не уедешь. Идем!

Тичфилд. В беседке граф Саутгемптон и Шекспир. Гости, пользуясь хорошей погодой, прогуливаются в парке. Среди них Молли и Уилли, которые прохаживаются быстро, как дети, на виду у всех и как бы наедине.

УИЛЛИ ( сорвав ветку ). Не знаю, как же быть нам с ним?

МОЛЛИ. С кем это?

УИЛЛИ. О, Молли!

МОЛЛИ. А никак.

УИЛЛИ. Но он...

МОЛЛИ ( рассмеявшись ). Что он? Он пел любовь, что нас свела. Чего еще ты хочешь?

УИЛЛИ. Ах, ничего на свете, как любви твоей!

Он бросил ветку в ее сторону, которую она легко схватила на лету.

МОЛЛИ. Все это хорошо лишь в тайне, иначе грех, огласка и разлука неминуемы, как смерть. Помни об этом.

УИЛЛИ. Готов я к смерти, но в твоих объятьях.

МОЛЛИ. О, нет, живи, иначе свет померкнет в моих глазах, как у старости. С тобой я снова юность обрела, утерянную замужеством.

УИЛЛИ. Как Шекспир с тобой?

МОЛЛИ. Как и с тобой.

УИЛЛИ. Как близнецов, подменял он нас и в жизни, и в сонетах. Разве нет?

МОЛЛИ. Пока не свел, утратив враз меня с тобой. Пусть сам винит себя.

УИЛЛИ. Но как признаться?

МОЛЛИ. Я говорю, никак. Никто не должен знать.

УИЛЛИ. А молва?

МОЛЛИ. «Прекрасное обречено молве».

УИЛЛИ. Это из сонета?

МОЛЛИ ( рассмеявшись не без гордости ). Который ты присвоил, а посвящен-то мне!