Юрий Карагезов - Верблюжонок

— Хорошо, хорошо, не буду. Сейчас уйду

Он пытается выдернуть ногу, и это опять у него получается смешно. Девочки не выдерживают и начинают смеяться. Громче всех смеется Биби. Наконец пьяница выдернул ногу, но не удержался и упал, покатился по крыше вниз. Смех детей сменяется отчаянным визгом. Но и здесь пьянице повезло: он зацепился полой пальто за гвоздь и повис на нем. И девчонки вновь смеются. Только одна Тылла уже давно не смеется и все смотрит на Шемшат, из глаз которой катятся безмолвные слезы.

Вокруг будки уже собралась небольшая толпа, подъехала милицейская машина, поставили лестницу, а пьяница, дотянувшись ногой до лестницы, спихивает ее.

— Я сам, я сам сойду.

Старое пальто не выдерживает — слышится треск разрываемого материала.

Шемшат не выдерживает.

— Папа! Папочка! Не надо! — кричит она отчаянно и бежит из комнаты.

Она бежит по залу, где стоит елка, гремит музыка, радостно поют и играют дети. Бежит по лестнице, по которой вверх и вниз снуют детдомовцы в карнавальных костюмах.

На нее удивленно оглядываются, а Шемшат бежит и бежит. Распахивает двери и выбегает во двор. Отца уже посадили в машину. И еще более громкий крик пронзает эту предновогоднюю ночь:

— Папа! Папочка!

Машина, резко набирая скорость, трогается.

Шемшат срывается с места и бежит за машиной, которая все удаляется и удаляется по ночной улице. Но она бежит за машиной и уже не кричит, а шепчет:

— Папа! Папочка! Я с тобой! Только не надо пить! Я прошу тебя! Я хочу к тебе!

Девочки в масках стоят и смотрят из окна вниз. Они снимают эти веселые маски, и мы видим их погрустневшие лица и тоскливые глаза.

Биби тоже снимает маску — она плачет.

Гульяка — национальное украшение в виде круглой броши; туркменские девушки и женщины носят их на груди ближе к шее.